В ресторане Дубов невнимательно заказал какой-то еды, положил локти на стол и уставился на Лилю – приготовился слушать.
– Что?
– Рассказывай.
– Сегодня утром я проснулась рядом с тобой.
– И очень удивилась.
– Да. Мне показалось, что все вокруг стало… светлее, ярче и тверже.
– Тверже?
– Вещественней. Объемней. Словно какое-то время я видела все окружающее на экране или на картине, в двухмерной плоскости. И наблюдала именно со стороны, не принимая ни в чем участия. За меня действовал мой двойник, а я как будто смотрела кинокартину о своей жизни, с собой в главной роли.
– Ни хрена себе, – пробормотал Дубов и покосился на Лилю испуганно, ожидая, что она сморщит носик и скажет «фи». Но она ничего такого не сказала, а только кивнула. – Скажи, а ты точно ничего не принимаешь?
– Точно, Гриша. Ничего такого, никогда. Даже с валерьянкой осторожна.
– Ясно. И что же происходило в твоей «киношной» жизни?
– Мы переехали со старой квартиры в новую, очень хорошую. Центр города, евроремонт, обстановка. Со мной были мама и Егор…
– Извини, один вопрос. А мама, что на фотографии, это…
– Да, это мама. На вид. А что касается внутреннего, то я сомневаюсь. Она всегда была сдержанной, над детьми не кудахтала, выглядела как бизнес-леди да и, по сути, была ею. Меня она отправила жить к бабуле, когда мне было двенадцать, мы с ней никогда не были особенно близки. Но теперь она совсем другая. Такая домашняя хлопотунья, классическая бабушка в очках и в передничке. Пирожки печет, носки вяжет, сериалы смотрит. А Егора вообще подменили…
Голос Лили дрогнул, но Дубов остановил ее жестом руки:
– Так, давай договоримся раз и на всю жизнь. Ты при мне реветь не будешь. Особенно когда такая ситуевина, что мне надо пошевелить мозгами, поняла? Потому что, когда рядом плачет женщина, я думать не могу и ужасно раздражаюсь. Плакать разрешаю только от счастья и только пять минут в год. Договорились?
– Договорились, – кивнула Лиля.
– Так вот. Про маму и сына я понял. Ну а ты-то чем занималась в своей «киношной» жизни?
– Да все тем же, – пожала плечами Лиля. – Я же портниха.
– Модельер.
– Да нет, портниха. Но с какого-то момента все пошло иначе. Про меня стали писать в журналах и газетах, было несколько сюжетов на местном телевидении. Поступили заказы от магазинов. Все это смутно как-то… Понимаешь, как будто все решали за меня, а у меня-то ведь ни ума, ни храбрости не хватило так вести дела!
– Ага. А теперь тебе нужно напрячься и вспомнить – когда все это началось? С какого момента ты перестала жить свою жизнь и начала смотреть картину с собой в главной роли? Не торопись отвечать, подумай как следует.
Лиля послушно не торопилась, глядела в свою тарелку, рассеянно ловила вилкой зеленые горошинки, обрамляющие оранжевый зрачок глазуньи.
– Приехали мама… и Виктор.
– Кто есть Виктор?
– Это мой брат.
– Родной?
– Родной. Но мы почти не жили под одной крышей. С ним случилась удивительная история, он в детстве пропал на несколько лет. Отец его искал и нашел в каком-то детском доме. А через год мама с папой развелись и нас поделили. Они уехали в другой город, и я не видела Витю… До того дня.
– Прелюбопытнейший рассказ, дорогой мой Ватсон. А куда же он пропадал, твой братец? Когда еще малюткой был?
– А-а, это так и не выяснилось. Все говорили, что его украли цыгане.
– Цыгане… А что, пожалуй…
– Тем более что он их ненавидит теперь. Было, помнится, одно высказывание.
– Да нет, я не об этом. Просто подумалось: может, ты под гипнозом была? Говорят же люди…
– Может, – согласилась Лиля, смутно припомнив щедро орошенный летним дождиком вокзал и босоногую цыганку с красавчиком цыганенком. Что она говорила ей тогда? Предлагала поменяться детьми, а потом уколола чем-то в руку. Вот оно!
Запинаясь и путаясь, Лиля рассказала Дубову про это происшествие. Тот важно нахмурился, переваривая информацию.
– Допустим. А скажи ты мне, почему гипноз держался-держался и вдруг в один момент слетел? Я что, сыграл роль волшебного принца? – Тут Дубов вспомнил «бриллиантового принца» и передернул плечами. – Поцеловал спящую красавицу и вырвал ее из царства грез? Ох, что-то не верится. Я не спрашиваю у тебя…
– Нет, – перебила его Лиля. – Ты меня не спрашиваешь, но я тебе отвечу. За это время я ни с кем… не целовалась.
– Тогда… Тогда допустим. Но мне лично кажется, что все дело в той беребендейке, что я раздавил. Откуда она у тебя? Помнишь?
– Нет, – выдохнула Лиля. – Мне чудится, я проснулась как-то утром и она уже была на мне… Крестика не было, а она была. И я не снимала ее никогда. Не знаю почему. Как будто запретили мне снимать.
– И с этого момента, как она появилась, твоя жизнь начала меняться?
– Не могу точно сказать. Наверное, да. Понимаешь, сейчас мне кажется, что все менялось постепенно, не враз.
– Понятно, понятно, – покивал новоявленный Шерлок Холмс.
На самом деле ему ничего не было понятно! Эх, Григорий Дубов, в какую мистику ты влип? Сроду был чужд суевериям, посмеивался только, а теперь гляди-ка! Как тут разобраться? Махнуть бы рукой на всю эту сверхъестественную чепуху, схватить в охапку Лилю и увезти ее – далеко и навсегда, чтобы она была только его и ничья больше!
– Мне нужно вернуть Егора, – тихо сказала Лиля, словно отвечая на его невысказанные мысли. – Он маленький, больной, беспомощный. Он очень привязан ко мне, не сможет без меня жить. Кому он понадобился? Я должна его найти и вернуть!
– Вернем, – кивнул Дубов, смирившись с тем, что прямо сейчас похитить и присвоить Лилю ему не удастся. – Вот это ты правильно сказала, что нужно понять, кому он понадобился. Об этом и будем думать. Сама понимаешь…
– Еще что-нибудь будете заказывать? – сунулся под руку Дубову официант.
– Нет. Давайте счет.
– Поедем ко мне, – предложила Лиля, глядя, как Дубов хлопает по карманам, ищет бумажник.
– К тебе? Вряд ли это…
– На старую квартиру. Я могу ошибаться… нет, я уверена – ее не продали и не сдали. Только не бабушкину квартиру. Там есть одна женщина, соседка, Софья Марковна. И еще Нинуля! Я с ними общалась до этого… До того, как все переменилось. С ними тоже стоит поговорить.
– Поехали. Я только вещи заберу, хорошо?
Глава 5
Лиля потянула было Дубова на троллейбусную остановку, но тот заартачился. Взяли такси и ехали в нем долго, минут сорок. Заскучав, Дубов украдкой взял Лилю за руку, и она руки не отняла, но прошептала, испуганным зрачком косясь на непроницаемый затылок водителя: