– Вкусно пахнет, – с надеждой намекнул «койот».
– Еще бы, – отозвалась Краш, сняла котелок с огня и положила часть варева в миску.
– У меня со вчерашнего дня во рту маковой росинки не было, – пожаловался парень.
Краш поставила миску на колени, зачерпнула чуть-чуть самым кончиком ложки и поднесла к губам. Есть было еще рано, горячая похлёбка не остыла, и девушка обожгла язык. Теперь онемеет на несколько часов, но она не подала виду. Просто смотрела на незнакомца, выжидая, что тот еще придумает.
Он прищурился, и под овечьей личиной мелькнула волчья суть.
– У меня на родине с голодными принято делиться, – съязвил он.
– Надо же.
Не отрывая от него глаз, она зачерпнула еще похлёбки. Как только он кинется на нее, придется пожертвовать остатками в котелке, жалко, конечно, очень хотелось есть и таскать за собой эти консервы нелегко.
И тут незнакомец выхватил пистолет, который всё это время тайком ощупывал, оскалился и рявкнул:
– А ну, сучка, гони сюда всё, что в мешке!
Краш спокойно отодвинула миску в сторону.
– Не дам.
– Гони рюкзак, не то застрелю, – шипел «койот», поводя стволом в ее сторону.
Он считал, что девушка испугается, но она только фыркнула. Он, совсем как мультяшный злодей из фильма, жалкая пародия на «крутого» – из тех, что пристают к главному герою в каком-нибудь переулке и огребают по полной за наглость.
Однако и недооценивать противника было бы глупо – с оружием в руках опасен даже полный идиот.
– Ты что, издеваешься?
Как и ожидалось, он с перекошенным от ярости лицом двинулся к ней в обход костра с той стороны, где она примостила котелок. Значит, опасался топора и держался от окровавленного лезвия подальше, хотя и старался этого не показать. Краш это вполне устраивало.
– Ну что, сучка, сдрейфила? – заворковал он, ошибочно приняв ее молчание за страх.
Она терпеливо выжидала, как рыбак клёва в летний день, и когда «койот» приблизился вплотную, схватила котелок и со всей прытью вскочила на здоровую ногу, оттолкнувшись свободной рукой, а потом оперлась на протез, чтобы не потерять равновесие.
Беда в том, что протез не пружинил – он был не из тех новомодных, с которыми можно исполнять акробатические трюки, но Краш приноровилась использовать здоровую ногу на все сто.
Не хватало еще, чтобы этот шакал ее убил ради еды.
От резкого движения тот замер, стрельнув глазами в сторону топора, опасаясь, что она его схватит. Пожалуй, можно было и не вставать, а просто рубануть его топором в бедро, но тогда схватка затянулась бы, а долго сопротивляться она не могла.
Зрелищные кулачные бои, как в кино, ей не нужны. Хотелось с ним разделаться, да побыстрее, чтобы он не успел на нее напасть.
Краш плеснула остатки кипящей похлёбки ему в лицо.
Чужак завизжал, уронил пистолет и схватился за лицо. Кожа стала покрываться волдырями, но главное, ей удалось попасть ему в глаз. Наверное, это жутко больно, но девушка старалась об этом не думать и подавила тошноту, накатившую от запаха ошпаренной плоти. Потом схватила топор и с размаху всадила ему в живот.
Краш почувствовала, как лезвие погрузилось в мягкие внутренности, как они сжимаются под его напором, руки окатило горячей кровью, а потом запах стал еще хуже – запах содержимого кишок, вываливающегося на землю. Тот скудный обед, что она успела проглотить, ринулся наружу вперемешку с желчью, встал комом поперёк горла, и она закашлялась, содрогаясь всем телом.
Но Краш не могла позволить врагу снова подняться и кинуться на нее, поэтому сначала рванула топор вбок, поперёк живота, и только потом выдернула лезвие. К этому чавкающему, хлюпающему звуку никак не привыкнуть, неважно, сколько бы ни приходилось пускать топор в дело, ее каждый раз пробирало до мурашек.
Тот человек (он все же оказался обычным человеком, а не «койотом» или охотником) рухнул ничком прямо на нее, и она едва успела неуклюже отпрянуть. Супергероиня из нее не лучше, чем киношный злодей из этого парня. Она обычная девушка, пытающаяся уцелеть в новом мире, нисколько не похожем на тот, в котором выросла, где всё было совершенно рационально, привычно и даже скучно всего лишь каких-то три месяца назад.
Парень повалился на землю, истекая кровью. Никаких стонов, содроганий и прочих театральных жестов, похоже, просто отключился из-за болевого шока от ожога и удара топором. «Может, и выживет, – хотя Краш сильно сомневалась, – но чем чёрт не шутит». Скорее всего, умрет, только она жалела не о содеянном, а о том, что другого выхода не было.
Краш не хотела считать себя убийцей, но и становиться чьей-то добычей только потому, что оказалась одна в лесу, совсем не собиралась.
Собрав вещички, она закинула за спину рюкзак, затушила костер, который так старательно разводила. Тщательно вытерла тряпочкой топорик, надела на лезвие чехол и пристегнула рукоять липучкой к поясу брюк.
Заметив тусклый отблеск звездного света на оброненном нападавшим оружии, она с отвращением подняла пистолет. Оставлять нельзя – если попадет в недобрые руки, у нее могут быть неприятности. В конце концов, из тех троих, с кем столкнулась накануне, она убила не всех.
Об оружии Краш знала только то, что на дух его не переносит. Отцу нравились детективные сериалы, и в них будто каждый персонаж знал, как снимать предохранитель, как заряжать оружие, даже если до этого они в глаза его не видели. Краш понятия не имела, как все это делать, и опасалась возиться с пистолетом в темноте. Так, чего доброго, еще прострелишь единственную здоровую ногу. Не меньшей глупостью казалось сунуть пистолет, наверняка заряженный, судя по тому, как им размахивал тот тип, в рюкзак или за пояс.
Даже прикасаться к этой холодной отвратительной железке было противно до глубины души, но пришлось так и идти, направив ствол в сторону от себя и не касаясь спускового крючка. Краш устремилась прочь от стоянки, где ранее надеялась заночевать и дать хоть немного отдыха натруженной после утреннего марш-броска культе, и уже на ходу снова с особой остротой ощутила, как хочется хоть ненадолго снять протез.
Она тщательно выполняла все необходимые процедуры: регулярно снимала протез на привале после ходьбы, протирала культю и смазывала кремом, чтобы не натереть мозоль, но снять его на ночь и просто дать ноге отдохнуть было особенно приятно.
«Койот», тот тип, лишил ее вожделенного отдыха, и теперь она терзалась от голода, ведь толком поесть так и не удалось, злости из-за вынужденного убийства, хотя она этого совершенно не хотела, и возмущения оттого, что приходится через силу ковылять с ноющей ногой, да ещё тащить этот дурацкий мерзкий пистолет.
Перед самым рассветом послышалось бодрящее журчание, и она пошла на звук, постепенно замедляя шаг, – к проточной воде тянулось всё живое, в том числе медведи и люди, а Краш по возможности старалась избегать и тех и других, зная по опыту, как они опасны.
