Tatlim захлебывается испуганным воплем, когда раздаются первые звуки выстрелов. Небо остается таким же ясным и чистым, как минуту назад. Бесконечная синева, безразличная к творящемуся внизу безумию. И только срежет и гул, взрывающий барабанные перепонки, вбирает в себя жестокую реальность, запуская в мозг тысячи сигналов SOS.
Карим Фарид орет в динамик, чтобы мы отходили к машине. Я концентрируюсь на этой мысли, отсекая все лишнее. Инстинкт самосохранения запускает "резервный двигатель", безошибочно показывая пути отступления. Быстро передвигаться не получается. С двух сторон нас прижимают телохранители, прикрывая собой.
Оглушительный визг в толпе, переходящий в паническую звуковую атаку. Ногти Алисии впиваются мне под кожу. Дрожа всем телом, она неосознанно повторяет мое имя, прячется за моей спиной от неумолимо сужающейся петли хаоса.
Один из стоящих впереди бодигардов оборачивается к нам, отделяясь от шеренги. Хамдан Каттан.
— Назад, быстр ..., — закончить не успевает.
Поздно.
Все те же секунды, растянувшиеся в вечность, превратившиеся в бездну.
Щелчок. Парень дергается вперед, шатается, отчаянно пытаясь удержаться на ногах. Булькающий звук клокочет в горле. Еще один свистящий звук и пуля разрывает кожу на его шее, застревая внутри, кровь мгновенно пропитывает белоснежный воротник, хлещет фонтаном. Мутный стекленеющий взгляд Каттана устремлен мне за спину.
— Нейтан, боже мой…Нет. Господи…, — Алиса кричит, пытаясь вырваться вперед, когда парень тяжело оседает на раскаленный асфальт. Мне хватает сил её удержать, но отчаянный женский вопль отдается глухой болью где-то внутри. Я не знаю, что бьет сильнее её неприкрытое отчаяние или холодный металл, достигнувший своей цели. Боли нет, только жгучее жжение в плече, сменяющееся онемением.
— Пригнись, быстро, — приказываю жене, толкая её на землю.
Вытягиваюсь рядом, прижимая голову Алисии к асфальту и накрывая затылок ладонью. Она рыдает в голос, находясь в полнейшем шоке.
Снова выстрелы, один за другим, еще один охранник падает рядом с нами. В открывшемся зазоре я успеваю увидеть обреченного стрелка в жилете смертника за мгновение до того, как он активирует взрывное устройство, превратив себя в окровавленный фарш из человеческой плоти. Сомкнувшееся кольцо безопасников не позволяет запечатлеть в памяти сам момент взрыва.
Какие-то секунды… Не больше трех, как застывшая в одном мгновении вечность, гвалт мыслей в голове, замедленный режим…
Следом воцаряется тяжелая гнетущая тишина, или это я не слышу звуков, попав под воздействие взрывной волны. В голове стелется туман, время так и стоит на месте. В наушнике звенит голос облажавшегося Фарида.
Несколько рук поднимают меня на ноги, перед глазами мельтешат лица, а на стоп-кадре в замедленном режиме зависает образ Алисии, вырвавшейся из рук телохранителей. Она бросается вперед, падает коленями прямо в багровую лужу на плавящемся полотне асфальта. Золотистый солнечный свет высвечивает её хрупкую дрожащую фигурку, искрясь в рассыпавшихся по плечах белокурых локонах. Подаренный мной платок остался где-то на земле, затоптанный грубыми подошвами. Склонившись над дергающимся в конвульсиях Хамданом, она обеими ладонями пытается зажать рану на его шее, что-то кричит, зовет на помощь, невидящим взглядом озираясь по сторонам. Равнодушное солнце светит ей в лицо, слепит яркими лучами. Вновь оживают вспышки камер, нарастает неразличимый гул голосов, перекрывающий отчаянные рыдания моей жены.
Триумфальное выступление, tatlim…
Я закрываю глаза, до рези сжимаю веки, четко осознавая, что происходит прямо сейчас и какие сокрушительные и непоправимые принесет последствия. Я забываю о взрыве, погибшем смертнике, о ранении, обжигающим левую часть предплечья. Боль, крики, паника кажутся неважными, размытыми, бессмысленные в этом застывшем разрезе времени.
Секунды, не больше трех…
Вокруг нас шумит толпа, по организованному коридору с оглушительными сиренами приближаются кареты скорой помощи. Я слышу только биение собственного пульса в висках, гул крови в голове, и всхлипывания Алисии над потерявшим сознание Катаном. К горлу подкатывает едкая желчь, легкие слипаются от нехватки озона. Хриплый вздох, горькая сухость во рту.
Бесконечность оказалась чертовски короткой, tatlim.
Никакой шок не оправдает ядовитой боли от вскрывшего грудину клинка. Она вонзила его в мое сердце. Ненамеренно, непроизвольно… я бы даже мог понять и объяснить, но…
Чертовые секунды. Не больше трех, а как целая жизнь, которой больше не будет.
Ты убила наше будущее, моя сладкая.
На глазах у всего мира. Они не забудут, никто не забудет, как и я…
Даже если захочу, даже если буду умолять тебя заставить меня забыть.
Ничего не получится, не склеится.
Вдребезги, в пепел.
Воистину эпический конец нашей не сказочной истории.
Открыв глаза, я смотрю, как трясясь от нервного озноба, моя жена хаотично стирает свои слезы рукавом абайи, моментально пропитавшейся кровью Каттана.
— Уберите её от него, — металлическим скрежетом срывается с губ.
Перед прояснившимся взором возникает хмурое бледное лицо Фарида. Он коротко кивает, отводя взгляд, и дает быстрый знак своим людям. Я должен привыкнуть. Таких взглядов в пол теперь будет много.
Прорвавшийся сквозь стену охраны, Адам Саадат опережает гвардейцев, отрывает дочь от Каттана, передавая парня в руки подоспевших врачей. Шейх встряхивает мою жену за плечи, что-то говорит, отрезвляюще шлепает по щекам, пока она отрешенно мотает головой. Хамдана, тем временем, грузят на носилки под четким руководством главы АРС. Джамаль Каттан тоже здесь, посеревший, ссутулившийся, постаревший.
Какие-то секунды…
Мы все сегодня проиграли, генерал, — глухо произношу вслух, отстранённо наблюдая за происходящим хаосом. Фокус зрения расплывается, перед глазами мелькают алые и черные пятна.
— Амиран, вам надо пройти в машину. Мы доставим вас в госпиталь.
Я не отвечаю, прожигая взором пепельно-белое лицо жены с каплями крови на щеках, смешавшейся со слезами. Вскинув голову, она наталкивается на мой взгляд, застывает, бледнея еще сильнее. Высвободившись из объятий отца, делает нерешительный шаг в мою сторону. Распахивает ресницы, словно только что очнулась ото сна. В испуганных, подернутых паническим туманом, горящих глазах мелькает осмысленное выражение. А следом страх, боль, ужас, бесконечное сожаление…
Слишком поздно.
И снова потрясение, страх и ужас, когда её взгляд задерживается на моем плече. Я непроизвольно закрываю онемевшую часть тела растопыренной ладонью. Хочу, как Фарид, отвести глаза, и не могу. Через силу, как последний мазохист, продолжаю смотреть в светлые, наполненные такой чистой болью и запоздалым осознанием глаза.
