— Ты делала это не в первый раз, — мои слова звучат ровно, хотя внутри все горит и клокочет от звериной ярости.
— Ты знал, что я не девственница. Это твой выбор. Тебе что-то не нравится? — севшим голосом спрашивает Алиса.
— Нет, мне не нравится, что твой рот сосал чужой член, — я рывком поднимаю её на ноги, какое-то время сверлю тяжелым взглядом, ища на дерзком лице признаки лицемерия или фальши. Но их нет.
— Если хочешь развращать невинную девушку, найди себе другую жену, — запальчиво бросает Алиса.
— Однажды я непременно это сделаю, tatlim, — холодно обещаю я. — И ты сильно пожалеешь о своих словах. И не только об этих.
— Мне все равно, Ран, — Алисия нервно смеется, глаза лихорадочно блестят на бледном лице. — Я тебя не люблю и ревновать никогда не буду. Даже не надейся, что у меня что-то дрогнет в один прекрасный момент и воспылаю к тебе чувствами. Так не бывает! Ты разрушил мою жизнь, мои мечты, отнял все, о чем я мечтала. Любовь не зарождается во лжи и принуждении. Так что ты можешь делать все, что хочешь и с кем хочешь. Только меня не трогай, — выдохнув, она замокает, обессиленно оседает на край кровати, ожесточенно трет вновь намокшие от слез щеки. — Теперь мне можно в душ?
— Иди, — небрежно киваю я, и изучающе-задумчивым взглядом провожаю её удаляющуюся голую задницу.
Алисия
Я намеренно принимаю душ бесконечно долго, в надежде избежать роли главного блюда в плотоядном рационе Амирана аль-Мактума.
Эмиру ничего не стоит слопать меня на десерт — и, судя по тому, насколько бесцеремонно он заставил меня вылизать его член, это далеко не предел желаний шейха. Боюсь, его запрос на весьма незаманчивый для меня вид секса, был не пустой угрозой и очень скоро Амиран захочет пометить меня даже там, где я его совершенно не жду.
Да я вообще его нигде не жду и не хочу!
Судя по пожирающим взглядам Мактума, авторитарному тону голоса, хозяйским и наглым прикосновениям — его планы на эту ночь были глобальными.
Поэтому все время принятия водных процедур я тряслась и оборачивалась на дверь, ожидая незваного гостя в закрытой душевой кабинке. Боялась, не дышала. Тщательно смывала с себя все жадные, грубые прикосновения эмира, его запах, его сперму. И невидимый яд, который стереть невозможно. Он забрался под кожу, потек по венам.
Присвоил себе мое тело, что по неведомым моему мозгу причинам безвольно ведется на его манипуляции.
Взял себе окончательно и бесповоротно, и теперь имеет меня так, словно я не особенная женщина, которую он выбрал и долго ждал — а просто тесная дырка, созданная для удовлетворения его базовой потребности.
Это было жестко. Жутко. Обидно. Сильно. Горячо и больно.
Я даже не знаю, что страшнее — то, с каким остервенением и скоростью он меня трахал, или то, что я кончила в процессе нашего дикого сношения.
Когда выхожу из ванной, я с облегчением осознаю, что мои молитвы услышаны — Амиран спит. Значит, я не зря усердно прополоскала рот и так долго смывала с себя его, и ощущение низкопробности, грязи, липкости, неправильной развращенности, использованности. Теперь я могу расслабиться и поспать, зная, что мужчина не тронет мое израненное горло и затисканные бедра.
Сука, ты делала это не в первый раз.
Ах, если бы это было так, у меня бы сейчас не дрожали коленки и не раздирало бы глотку. Кто бы мог подумать, что Мэрайя, заставившая меня вместе с ней пойти на курсы орального секса, окажется права, и этот навык мне действительно однажды пригодится. Наши походы на подобные уроки было довольно трудно держать в строгом секрете от моей охраны, но шалость удалась. Я хотела сделать Нейтану подарок и научиться делать ему очень приятно, но до сюрприза так и не дошло — все мои планы на сексуальную жизнь с Нейтом превратились в четыре года почти полного игнора с его стороны.
Пусть этот властный сукин сын продолжает думать, что он не первый, перед кем я опустилась на колени. Не первый, кого я вдоль и поперек изучила языком. Не первый, кому мне понравилось это делать.
Пусть раз за разом помнит, что первый — не он.
Любимый — не он.
И мужчина, ради которого я готова бежать босиком по пеплу — тоже не он!
Пусть эти мысли сбивают с него всю царскую спесь. И хоть немного напоминают о главном: никто никому не принадлежит. Он не имел права присваивать меня себе, когда мне было тринадцать. Это ненормально и дико.
Ощущаю, как кровь стремительно приливает к лицу, когда я вспоминаю вкус его кожи. Черт, он делает меня животным. Укрощает и дрессирует, как самую дикую тигрицу в его зверинце. Каждый дюйм тела покрывается мурашками, пока я прячусь в темноте комнаты и просто смотрю на спящего Амирана уже около десяти минут.
Не заметила, что так сильно залипла. Встала посреди комнаты и замерла не дыша. В мире найдется немного женщин, которым Амиран аль-Мактум будет неприятен физически. Его привлекательность, притягательность и первородную сексуальность отрицать невозможно. Эмир сотворен из грешной порочности, непоколебимой мужественности сногсшибательной силы. Быть таким — просто незаконно. Он продал душу дьяволу из спортивного зала, чтобы вылепить себе рельефные мышцы, которые лишний раз подчеркивают его парализующую энергетику и стремление к власти.
Черт бы его разодрал и сжег в пекле. Видеть не хочу…
И все же продолжаю смотреть на Амирана.
Эмир занимает большую часть моей постели.
Непроизвольно напрягаю брови, осознавая, что мне будет трудно прилечь рядом, и не разбудить его. Мужчина раскинул руки в разные стороны и лег, чуть ли не поперек кровати, всем своим видом приглашая меня в капкан своих лап.
Ага, уже разбежалась. На диване посплю.
Дыхание у него ровное, спокойное, но по напряжению мышц, подчеркнутыми отблесками луны, я понимаю, что спит он сейчас чутко, не глубоко. И даже в такой интимный момент, как сон, Амиран выглядит как задремавший огнедышащий дракон, от которого за версту веет смертельным жаром.
Невольно, я подбираюсь все ближе и ближе к эмиру.
Разглядываю каждую мышцу, акцентируя внимание на самой боевой и живой из них. Амиран шумно выдыхает во сне и слегка сгибает одну ногу в колене, подаваясь бедрами вперед. Косые мышцы живота Амирана напрягаются, заставляя меня сомневаться в том, что он спит. Я вся дрожу, с опаской скользнув взглядом по дорожке волос, частично прикрытой белой простыней. Ткань не скрывает очертания внушительных размеров органа, с которым мне пришлось познакомиться еще ближе.
Сглатываю скопившую во рту слюну, вспоминая, его требовательное «оближи» и ощущаю, как сердце в груди заходится неистовым галопом.
Это похоже на наваждение. Голод. Безумие. Помутнение, болезнь, пробудившийся инстинкт.
Я ненавижу его.
Луна перемещается и теперь свет от нее подсвечивает красные полосы от моих пальцев, оставленные на предплечьях Амирана. Мой взгляд падает на зеркало у изголовья кровати. Не выдерживая бури переполняющих меня эмоций, я хватаю вазу с туалетного столика и борюсь с диким желанием запустить её в хрупкую гладь над эмиром.
