Так что ты не шипи, не хрюкай, не гавкай. Живешь – живи… Сейчас время вон какое. Один за всех, все за одного – для дураков. Даже президент как-то говорил: старайся сам жить хорошо – и стране хорошо будет. Умные люди процветают – дворцы строят с бассейнами. Дураки собачий корм едят, на сырой земле спят.
Вон Васька Недорезов всю жизнь у нас в гараже мунтюлил. Детей как икры наметал и всю жизнь на них мунтюлил. Нюрка его в стоптанных ботинках летом и зимой ходила…
А время пришло – оказалось, Васька не только детей умеет делать. Из разного металлолома, который тут же, в гараже, валялся, по вечерам после работы такой самогонный аппарат склепал – ни один завод не сделает: сунь ботинок – краник открывай – с ног свалит…
Теперь Васька на работу не ходит. На дому трудится. Морда арбузом. Брюхо – будто сам детей рожать собирается. Нюрка тоже зарозовела. Он гонит, она продает. Самогон, говорят, отменный. Без книги жалоб и предложений обходятся.
Крышу перекрыли. Дети обуты, одеты. Забор, как у нас, железный поставили. У нас синий. У них зеленый.
Нашел человек себя. Нишу свою нашел.
Нынче умные люди так и говорят: «Нишу свою найти надо. Найдешь – прокормишься. Не найдешь – в бомжи пойдешь». Вот и я нишу свою нашел. А ты была дурой, дурой и осталась…
…Спать Виктор и Полина легли отдельно. Он – в гостевой комнате на диване. Она – в спальне.
Спала Полина плохо. Одолели сны. Сначала снились обычные, домашние, – свиньи, куры, утки, гуси, коровы, огурцы, помидоры…
Потом – всякие разные. Запомнился увиденный во сне самогонный аппарат Васьки Недорезова. Он походил на огромную мясорубку. Васька аккуратно опускал своих детей в широкий раструб аппарата, а с другой стороны детей принимала Нюрка. Дети в руках Васьки были бледными, грязными, полураздетыми, босоногими. В руки Нюрки они поступали розовощекими, упитанными, в новых рубашках, платьях, ботинках. Но все они были запечатаны в большие пластиковые бутылки с надписью «Боярышник» и смотрели на мать сквозь пластик молча и грустно…
Разбогатевшая Нюрка плакала.
Васька кряхтел и шмыгал носом.
…Плохо спал и Виктор. Диван был коротковат. Ноги пришлось положить на валик. Сначала ногам было приятно. Однако они скоро устали от непривычной позы. Виктор сменил позу. Но через час снова проснулся и долго лежал с закрытыми глазами. Не спал. Думал. Так, ни о чем. Вспоминал прошедший день. Так хорошо начавшийся и так плохо – руганью с Полиной – закончившийся.
…Вспоминалось проклятие бабки Тугуновой.
В проклятия Губанов не верил и проклятий не боялся. Он слышал их часто. Ничего не поделаешь – такой у него, как сегодня говорят, бизнес.
Ишь ты, в смерти сына обвинила. А он сына ее в глаза не видел. Тут впору самого президента обвинять. Сотни мужиков и баб по пьянке или из-за пьянки ежедневно, еженедельно умирают.
Так и пишут: «За год в России от водки гибнет около 700 тысяч человек». Это подумать надо – 700 тысяч! Два больших города… Так что же, всех, кто водку производит, развозит, продает, – к стенке?!
Запретить вообще всё – и водку, и одеколон, и денатурат, и все очистители, освежители…
Запрещали. Еще больше алкашей гибло, калеками становилось. Чуть ли не керосин и собственную мочу пили.
…Еще в детстве, при советской власти на все село хором орали:
Пить будем! Гулять будем!
А смерть придет —
Помирать будем!..
И впредь так же будет:
Пить будут! Гулять будут!..
До смертного часа пить-гулять будут.
И неважно, кто привезет водку, вино, фунфурики со стеклоочистителем, освежителем и прочими «лекарствами».
…Старая ведьма!
Не глаза – стволы. Так смерть из них и дует.
Не уснешь…
Старая ведьма!..
А вдруг и вправду бывают ведьмы…
Не уснешь…
Не уснешь…
…Еще, можно сказать, в детстве Виктор сорвал спину. Так называют в наших местах почти все травмы позвоночника. Тут и растяжение связок, и межпозвоночные грыжи, и просто ушибы…
Сорвал в школе, на уроке физкультуры. Хотел сделать залихватский соскок с брусьев – перестарался – сорвался. Упал. Некрасиво упал – ноги выше головы. Ребята-одноклассники захихикали. Учитель физкультуры помог встать, испуганно спросил: «Ушибся?» Виктор ответил: «Нет!» – и встал в общий строй.
Боль в спине почувствовал дома, вечером. Матери не сказал. Дня через два-три отец в бане увидел на спине сына синяк: «Что это?» – «Так, упал на физре». Отец потрогал синяк жестким, шершавым пальцем:
– Болит?
– Не.
Надавил:
– А так?..
– Чуть-чуть.
Отец успокоился:
– Ладно. До свадьбы заживет…
До свадьбы синяк зажил. Но сорванная спина просила и требовала бережного отношения.
Зная об этом, Полина всегда, когда Виктору приходилось поднимать или опускать что-нибудь тяжелое, спешила на помощь. Помогала нагружать и разгружать автолавку.
…Утром после ссоры с женой Губанов, не завтракая, пошел в гараж. Мимоходом бросил взгляд в раскрытую дверь кухни. Полина стояла у плиты. Она сделала вид или не услышала шагов мужа и даже не оглянулась.
«Хрен с тобой, обойдусь без тебя. Ждет – просить буду, кланяться». – Виктор открыл дверь гаража, выгнал машину, подпятил к сараю. В сарае Губановы хранили корма для скота и птиц.
Поднявшись в кузов-будку, он волоком подтащил мешок с зерном к краю кузова, спустился на землю, чертыхнулся – рука не доставала до мешка. Все больше горячась и раздражаясь, Виктор вновь поднялся на машину. Короткими, аккуратными толчками – руками и коленями – подвинул мешок к самому краю кузова. Слез. Попытался сдвинуть мешок на себя. Пальцы скользили по мешковине.
Что делать? Взглянул на окно кухни. Увидел лицо жены. «Ждет – позову… Сдохну – не позову». Совсем некстати вспомнилось вчерашнее проклятие Тугунихи: «Может, и вправду напакостила… Настоящая ведьма. Глядела так – насквозь прожигала…
И эта… ведьма. Смотрит из окна, злорадствует: «Рви пуп, а я посмотрю, как ты кровью блевать начнешь, и сало жрать буду…»
Без всякой помощи обойдусь».
Виктор вспомнил: в сарае на таких же мешках с зерном лежит веревка. Если взять веревку, привязать ее к горловине мешка, а потом потянуть за нее снизу, мешок накренится и ляжет на плечи, на спину.
Виктор порадовался своей догадливости…
Встав спиной к машине, он потянул веревку. Мешок слегка накренился. Виктор взглянул через плечо. Еще… Еще… Еще…
…В себя пришел на кровати. Из белого облака – белого халата прорезалось знакомое лицо медсестры Насти Нестеренко. Когда-то давным-давно Виктор учился с ней в параллельных классах. Смуглая, большеглазая, стройная, она привлекала внимание мальчишек, в том числе и его. До любви не дошло. После окончания школы Настя уехала в город, поступила в училище, после училища по направлению работала в одном из северных районов, вышла замуж. В родное село вернулась с мужем-офицером в отставке и двумя сыновьями.
