Официант молча удаляется и возвращается с маленькой полоской бумаги, где записаны числа – пароль.
Всемилостивый боже! Я выбираю название сети, подключаюсь и жду. Наконец телефон показывает полный сигнал вай-фая.
Захожу в свою электронную почту. От Лены письма так и нет. Она даже не смогла ответить «МНЕ ЖАЛЬ», «ТЫ – ПРОСТО ОТСТОЙ» или лаконичное «НАШЕЙ ДРУЖБЕ КОНЕЦ».
Пицца съедена, и мне остается только уныло копаться в телефоне, чтобы еще на несколько минут оттянуть свое возвращение во флорентийское пекло.
И в этот самый миг я вижу в почте его – маленький красный восклицательный знак в папке с исходящими сообщениями. Мое письмо к Лене не отправилось! А с чего бы ему отправиться? Я же была в ирландском такси, в сельской местности, где нет сигнала! Сердце замирает в груди, и я не понимаю, что же испытываю: облегчение или разочарование, а может, все вместе. У меня ощущение, будто я, решив покончить жизнь самоубийством, прыгнула с моста «Золотые Ворота», но приземлилась на тонкую сетку.
Я оглядываюсь по сторонам, точно ищу где-нибудь надпись: «ОТПРАВЬ ЕГО СЕЙЧАС ЖЕ, ПОКА ЕСТЬ ВАЙ-ФАЙ!» или «УДАЛИ ЕГО, ДУРОЧКА!». Но вместо этого натыкаюсь на обыкновенную кирпичную стену и скучающих официантов возле кухни.
Делаю глубокий вдох. Потом еще один.
Но письмо так и не отсылаю.
Это путешествие важно для меня, моего творчества и дедушкиных заданий. А я не хочу, как последние двадцать четыре часа, лихорадочно обновлять почту каждый раз, когда у меня появляется доступ к интернету.
И тут выскакивает уведомление от Лены. А потом еще одно. И еще. Они накопились за все то время, что телефон не принимал сообщения.
«НОРА
НОРА
К ЧЕРТУ
ПУСТЬ КАТИТСЯ К ЧЕРТУ
ОН ИЗМЕНЯЛ МНЕ
НИК
Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ СЕЙЧАС ОТДЫХАЕШЬ В ЕВРОПЕ, НО С ТЕХ ПОР, КАК МЫ НАЧАЛИ С НИМ ВСТРЕЧАТЬСЯ, ОН ПЕРЕСПАЛ С ПОЛОВИНОЙ ШКОЛЬНОЙ КОМАНДЫ ПО ФУТБОЛУ
ЭТО ЯВНО КОНЕЦ НАШИМ ОТНОШЕНИЯМ
ЫЛФДВАЫФЛПДЛОП»
Ответное сообщение рождается с легкостью, в отличие от того вымученного письма, которое я чуть было не отправила:
«Ленни, он же всегда был придурком. Поверь мне, я знаю, что говорю. Ты заслуживаешь большего. Я далеко и не могу оказать тебе поддержку, в которой ты нуждаешься. Но скоро я вернусь домой и привезу смесь для торта, чтобы устроить вечеринку «Я ненавижу Ника Дибасилио».
Это не карма. Друзья такого не заслуживают. Но нам с Леной точно нужен был повод броситься друг к другу в объятия и обрести взаимопонимание в вопросе парней, разбивших нам сердце. А потом пройдет еще немного времени, и все их мелкие предательства покажутся совсем ерундой.
Я оплачиваю счет оставшимися после Ирландии евро (поразительно, что, даже пролетев на самолете несколько стран, ты по-прежнему пользуешься теми же деньгами) и направляюсь к галерее, сверяясь с картой в конце путеводителя.
Галерея оказывается маленькой – это белое здание с большими окнами. Мне приходится несколько раз пройти по улице туда и обратно, чтобы в конце концов ее заметить, так как вывеску обвивает плющ. Сама художественная галерея больше похожа на здание школы или на альтернативную церковь, где священник играет на акустической гитаре.
Я захожу внутрь, и меня окатывает потоком воздуха из кондиционера. После жаркой улицы кажется, будто попала в холодный бассейн. Я тут же смущенно осматриваю свою одежду: на мне леггинсы, которые я не стирала две недели, и футболка, на которой может быть пятно от шоколада. От ходьбы я вся вспотела, во рту – привкус пиццы. О волосах даже думать не хочется – во что они превратились после вчерашних передвижений «самолет – автобус – двухъярусная кровать».
И вдруг на стойке у двери я замечаю буклет и забываю обо всем. Это же выставка Роберта Паркера, и в буклете красуется черно-белая дедушкина фотография, на которой он смеется, слегка наклонив голову.
Раньше я никогда не видела эти работы. Я была настолько занята своими заявками в колледж, парнями и мамой, что много месяцев не рисовала с дедушкой. Картины просто потрясающие: уверенные мазки и образы, которые остаются в голове даже после того, как перестаешь рассматривать холст и идешь по своим делам. В одном пейзаже я узнаю вид из окна его кухни; на другой работе изображена молодая девушка, чем-то похожая на мою маму, – она, лежа на животе, смотрит телевизор и улыбается.
В дальней части галереи, возле какой-то картины, толпятся люди. Хотя та занимает половину стены, я не могу ее разглядеть. Я жду, пока кто-нибудь отойдет, а потом пробираюсь вперед. На небольшой блестящей табличке значится название работы:
«НОВЫЕ ЧИТАТЕЛЬ И НАБЛЮДАТЕЛЬ»
Роберт Паркер и Нора Паркер-Холмс
Смешанная техника
Это репродукция его самой знаменитой картины – «Читатель и наблюдатель». Та же гостиная: продавленный старинный диван, из кухни льется свет, в правой части помещения – окно. Однако фигуры уже другие. Они те же, что и на оригинальной работе: читающая девочка и глядящий в окно мужчина с сигаретой в руке, – но нарисованы мною. Я изобразила их в мультяшном стиле и разместила на «Тамблере». Дедушка пририсовал фон в реалистичной манере и вписал в эту обстановку моих плоских персонажей.
Выглядит невероятно. Теперь это моя самая любимая картина на свете.
– …наиболее эксцентричная из того, что мы видели за годы творчества Паркера, – слышу я чьи-то слова.
– …новое художественное видение…
– …показатель объединения искусства и коммерции… интернет-культуры… молодости.
– Я думаю, это лучшее, что он создал.
Последний голос мне знаком. Я оборачиваюсь и вижу маму. Передо мной, в галерее Флоренции, стоит Элис Паркер со слезами на глазах.
– Она чудесна, не правда ли?
Я забываю о картине, забываю о Лене, забываю о Каллуме.
– Мама?
Она делает ко мне шаг, но неуверенно замирает. Наверное, она не понимает, на какой ноте мы расстались. Да я и сама этого не понимаю. Очень сильно разозлившись на нее, я села в такси до аэропорта, намереваясь в юридическом порядке избавиться от первой половины свой фамилии, написанной через дефис, – Паркер. А теперь, видя ее здесь, во Флоренции, после двух дней пребывания в одиночестве, я лишь хочу ее обнять. И все же я этого не делаю, а спрашиваю:
– Как ты сюда попала?
Она тихонько посмеивается.
– Твой дедушка сказал, что если я не приеду в эту галерею во Флоренции, то… как он там выразился… ах да. Буду жалеть об этом, пока являюсь тебе матерью.
