– Привет, – произношу я.
– Привет, – отвечает он.
Я вглядываюсь в его голубые глаза так долго, что они, мне кажется, вот-вот изменят цвет или форму как в анимированной картинке. А после один из нас, не знаю, кто именно, подается вперед, и мы целуемся. Это потрясающе! На его мягких губах ощущается вкус пива, такой приятный. Я прижимаюсь чуть ближе, и наши ноги соприкасаются. Но вот мы уже отстраняемся. На наших губах играют улыбки.
– Майкл! – зовет Каллум, и тут из сарая, держась за руки, выходят Майкл и Мейви. – Не против сесть за руль? Я чуток перебрал.
– Как и всегда, приятель.
Каллум бросает ключи, а Майкл, поймав их одной рукой, победно целует Мейви в щеку.
– Подвезти? – спрашивает он у нее.
– Не-а, я пройдусь.
Мейви бросает на меня красноречивый взгляд «я знаю, что ты только что подцепила Каллума Кэссиди». Да, я использую слово «подцепила», потому что мне это действительно удалось, я крута. Я отвечаю ей застенчивой улыбкой.
– По местам! – кричит Майкл и запрыгивает на водительское сиденье.
Каллум открывает мне дверь и настаивает на том, чтобы я села спереди. На этот раз я не сопротивляюсь и сажусь в машину. Меня переполняет то же опьяняющее чувство, что и по дороге сюда, только теперь голова кружится по-настоящему: от алкоголя, стоящей в сарае жары и воспоминаний о губах Каллума.
Глава 17
Я ПЬЯНА, НО ВСЕ-ТАКИ НЕ СОВСЕМ. Я смотрела фильмы и знаю, что такое быть совсем пьяным: на ногах не держишься, язык заплетается, шлешь сообщения своим бывшим. Ладно, думаю я про себя. Если быть честной, то я чувствую непреодолимое, сильнейшее желание написать парню своей лучшей подруги, с которым переспала. Я думаю написать Нику (спасибо вай-фаю в Оме), и вот дело сделано. В «Фейсбуке» красуется выразительное «приве-е-е-е-ет». Я как тот злобный мальчишка из «Сумеречной зоны», который отправлял людей в дьявольское кукурузное поле при помощи своих жутких телекинетических способностей. Ему стоило только подумать – и бам! Все готово. Так и мое сообщение отправилось к Нику. Как если бы в этом процессе не участвовали пальцы. Лишь технология прямой связи мозга и сообщения.
Трава темная и скользкая. Весь мир окутан полумраком, как на старой забытой картине. Где-то вдали кричит ястреб.
Я вхожу в дом Эвелин и, стараясь не шуметь – я надеюсь, – пробираюсь в свою комнату. На часах 00:40. Я опоздала на сорок минут, но мой затуманенный пивом мозг уверяет меня не беспокоиться по этому поводу.
А потом я вижу, что в маминой комнате горит свет.
– Привет, – стоя на пороге, говорю я.
Она читает мемуары Тины Фей, эту книгу я подарила ей несколько лет назад на День матери. На ней футболка, еще с папиного сорокалетнего юбилея, которая уже пообтрепалась по краям.
– Как книга?
– Ты опоздала, – игнорирует мой вопрос мама. – Я не ложилась, ждала тебя.
– Прости. Но я не просила меня ждать.
– Конечно, не просила. Но я о тебе беспокоилась! – кричит она полушепотом, стараясь не разбудить Эвелин. Этот шепот-крик звучит еще страшнее.
Мама отчитывает меня за то, что я поздно вернулась с вечеринки – до какого фильма с канала «Лайфтайм» мы теперь докатились? По крайней мере, она вроде не замечает, что я пьяна.
– Ты пьяна? – продолжает она кричать шепотом.
Черт.
– Нет. Я выпила всего одну бутылку пива.
А потом еще одну бутылку, стопку и снова пиво. Мне бы не хотелось ссориться, когда ей скоро уезжать, так что в голове сам собой рождается отличный план:
– Слушай, мам. Завтра у нас нет занятий. Почему бы нам не провести этот день вместе? Только мы.
Какое-то время мама раздумывает, глубоко вздыхая и начиная ходить из стороны в сторону.
– Ладно, – наконец произносит она, и я вздыхаю с облегчением. Я даже и не подозревала, что задержала дыхание. – Только ты и я. А теперь нам пора спать.
* * *
Эвелин собрала нам корзину для пикника. Хотя земля еще влажная после вчерашнего дождя, сидеть на покрывале, по ее словам, будет не так уж плохо. И теперь мы с мамой, расположившись на вершине травянистого холма с видом на дом Эвелин, поедаем сэндвичи с маслом и ветчиной (на деле они оказываются не такими жирными) и картофельные чипсы ирландской марки «Тэйто». Я вдруг понимаю, что никогда не видела, чтобы мама ела чипсы.
– Для тебя это что-то новенькое, – замечаю я.
– О чем ты?
– Ты ешь чипсы! Ешь сэндвичи!
Моя мама из тех женщин, которые нарезают ломтиками огурец и красный сладкий перец, складывают их в лоток с органическим хумусом и берут с собой на работу. Такая уж у нее странная натура – все контролировать, включая рацион.
Сегодня в воздухе пахнет по-другому: чувствуется легкий аромат мульчи, но в основном океана. Мое настроение улучшается с каждым вздохом.
– Просто я смирилась с судьбой! – говорит она и откусывает от своего сэндвича приличный кусок. – Кстати, никогда не пробовала ветчину с маслом.
– На удивление вкусно, да? Помню, такие же маленькие сэндвичи были у… – Я осекаюсь, но поздно. Мама жестом просит договорить. – У папы на свадьбе. Прости, я не хотела…
– Нора, все нормально. Правда.
Я ей, конечно, не верю, но она хотя бы держит себя в руках. Собрав наши вещи, мы уже спускаемся обратно к коттеджу, когда мама вдруг останавливается и в молчании смотрит куда-то вперед. Я тут же вспоминаю времена после папиного ухода: я возвращалась из школы домой и обнаруживала ее сидящей на диване, тупо уставившейся перед собой в экран телевизора, где крутили какой-то рекламный ролик.
– Нора, – наконец выговаривает она.
Я чувствую, что сейчас что-то будет. Она снова заведет песню, как ей тяжело после папиного ухода и как будет еще тяжелее после моего отъезда в колледж. Я с трудом сглатываю и жду. Будто дар речи потеряла.
– Как ты смотришь на то, – она тщательно подбирает слова, ее профиль озаряет солнце, – чтобы я задержалась в Ирландии еще на какое-то время?
Я ничего не отвечаю и принимаюсь водить ладонью по ивовой ручке от корзины. Мама тут же добавляет:
– Просто мы с Эвелин хорошо ладим, и мне так приятно проводить время с тобой.
– А как же… то есть разве тебе не нужно обратно на работу?
Ее лицо мрачнеет – она явно недовольна моей реакцией.
– Я уже договорилась с ними. Все нормально.
– Ты… уже с ними договорилась.
Больше я ничего не говорю и иду к дому. Как она так может? Манипулировать людьми и ситуацией, чтобы все оборачивалось в ее пользу? Мое путешествие превратилось в ее отпуск самопомощи, послеразводную терапию, личное «Ешь, молись, люби».
