– Да, Чарли, понимаю.
– Но объясни нам, как ты вообще оказалась с женщиной? В смысле, ведь ты же жила с мужем? Как там его, Нико? Оксана всегда называла его «польским козлом».
– Он не козел, он хороший человек – но да, так и есть.
– И все было нормально?
– Ну-у. Да.
– И что же случилось? Ты проснулась однажды утром и сказала: нахрен все это дерьмо, хочу киску? Так?
– Нет, совсем не так.
– Так как же? Расскажи.
– Думаю… Боже, тут все так сложно. Ладно. Начнем с того, что Оксана – ее тогда звали Вилланель – меня просто очаровала. От тогдашней работы руки опускались, было ощущение, что она ведет в никуда, и тут вдруг появляется эта женщина, которая не подчиняется никаким правилам, которая на ходу сама сочиняет жизнь, которая творит любую херню, какую заблагорассудится, и выходит сухой из воды, и поначалу меня это бесило, поскольку моя собственная жизнь была настолько… была совсем не такой. «Да как она смеет?» – думала я. Я негодовала. Но потом, мало-помалу, меня начало восхищать ее мастерство, ее хитроумие, да и вся эта игра, которую она ведет. Это стало очень личным. Очень интимным. Помнишь браслет, который она купила мне в Венеции?
– Еще бы не помнила. Мы были готовы ее придушить.
– Знаю. А ведь на тот момент мы с ней еще даже ни разу не встречались.
– Переходи к сексу.
– Секс был вообще ни при чем. В то время.
– Секс всегда при чем.
– Тогда зачем ты меня расспрашиваешь?
– Потому что, б…, мы ревнуем. Потому что хотим вернуть ее.
– Чарли, спустись на землю. Думаешь, кому-то из нас позволят просто уйти? Думаешь, будет, типа, «стали жить-поживать»?
– А ты так не думаешь?
– Нет. Если провал, мы погибнем. Если успех – и если наша цель настолько высокого полета, как говорят, – мы все равно погибнем, поскольку никто не захочет, чтобы мы шлялись по миру и трепали языком.
– Но зачем нам что-то рассказывать? Мы будем молчать, ты тоже, Оксана – тем более. Просто будем дальше работать на «Двенадцать».
– Чарли, если ФСБ услышит хотя бы полслова, что мы в этом замешаны, ты не успеешь произнести «Бэйлиз», как уже будешь сидеть на допросе в лефортовской камере. А там мы заговорим, можешь мне поверить. Там любой заговорит.
– Мы любим «Бэйлиз», это лучший напиток в мире. И извини нас, конечно, но мы все равно хотим, чтобы Оксана вернулась к нам. Нет, ну в самом деле – что у вас с ней общего? Ничего. И сегодня вечером. Она с тобой даже словом не обмолвилась. Одной тебя, Ева, ей мало.
– Иди спать, Чарли. Я устала. Завтра увидимся.
Рано проснувшись, я сползаю вниз по лестнице в уборную, которую Антон упорно называет «гальюном». Она крошечная, но уединенная, и в ней есть душ с пресной водой, нагреваемой от генератора. Окутанная паром, я тороплюсь насладиться горячей водой, которую позволяю себе включить на минуту с небольшим. Подозреваю, что основную часть дня мне предстоит провести на собачьем холоде.
Вместе с Чарли и Имбирем, приземистым, лысеющим валлийцем с белозубой улыбкой, мы завтракаем сэндвичами с беконом и чаем.
– Чудный выдался день для занятий, – ухмыляется он, а снаружи тем временем завывает ветер, проносясь по палубе.
Он ведет нас почти к краю платформы, где примерно в десятке метров друг от друга стоят две конструкции из бензиновых бочек и брезента – импровизированные укрытия для стрельбы. Под брезентом лежит плоский матрас, а на нем – снайперская винтовка, оптический прицел, металлическая коробка с патронами и непромокаемый рюкзак. Самый край платформы – метрах в двух от нас, если не меньше. Внизу кипит и пенится море, ударяясь волнами в бетонные опоры.
– Теперь устроимся поудобнее. Ты, Чарли-девочка, на винтовке. Ты, Ева, сзади справа, а я приткнусь слева. Ну что, уютно?
Я вижу, как Чарли напрягаются, когда их называют «девочка», но потом нехотя расслабляются. Мы занимаем свои места на матрасе. Сидеть почти впритык к Имбирю и Чарли стремно, но зато не на ветру. Здесь все равно довольно холодно, и моя спина начинает жутко ныть. Интересно, успею ли я избавиться от этого шва при жизни?
– Если я правильно понимаю, ты уже кое-что смыслишь в этом деле? – с ухмылкой спрашивает у Чарли Имбирь.
– Кое-что, – настороженно отвечают Чарли.
– Тогда ты уже знаешь многое из того, что я буду рассказывать, но все равно слушай внимательно, поскольку работка предстоит непростая. Я не знаю, ни где именно будет огневая позиция, ни имя вашей цели. Но мне известно, что окно возможности для выстрела крошечное – может, всего пара секунд, – и цель будет движущейся, причем на расстоянии свыше семисот метров. Поэтому, Чарли, тебе придется действовать очень быстро и решительно, сохраняя при этом полное хладнокровие. А твоя задача, Ева, – обеспечить ей эти условия.
Во-первых, ваше оружие. Это – британская снайперская винтовка «АХ» с прицелом «Найтфорс», она стреляет мягко и очень точно. В целом – довольно аккуратно сделанная штука. – Он открывает коробку и демонстрирует ряды блестящих медных патронов с медными гильзами. – Калибр —.338 Лапуа Магнум. Высокой мощности. Выстрелите таким в свою цель, и там будет сплошное месиво. Скажи, Чарли, что тебе обычно необходимо знать, чтобы прицелиться с пятисот метров?
Чарли хмурится.
– Дистанция, сила и направление ветра, сопротивление воздуха, отклонение траектории, эффект силы Кориолиса…
– Тебе, Ева, говорят что-нибудь эти слова? – злорадно улыбается Имбирь.
– Не слишком многое.
– Не волнуйся, будут говорить. Начнем с дистанции. Чем дальше летит пуля, тем ниже она успеет опуститься в полете из-за силы тяжести, так?
– Просекла.
– Ветер тоже влияет. Сильный боковой ветер будет сносить пулю в сторону, а встречный ветер усилит сопротивление воздуха. Холодный воздух плотнее теплого, и поэтому его сопротивление, опять же, больше.
– Так.
– Пуля вылетает из ствола, вращаясь с очень высокой скоростью. Это создает некоторое отклонение в сторону направления вращения, и на больших дистанциях это отклонение тоже приходится учитывать.
– М-да, ну ладно, будем считать, я тоже в общих чертах поняла. А вот это вот, последнее?
– Не хочешь потолковать про эффект силы Кориолиса, Чарли?
– Можем. Допустим, мы стреляем в Еву.
– Опять?
Они улыбаются.
– Допустим, мы целимся с расстояния в километр, то есть пуля будет лететь до тебя секунды три-четыре, так?
– Наверное.
– Но пока она летит, Земля продолжает вращаться. А ты на ней стоишь. Поэтому даже если ты стоишь, не двигаясь, ты все равно двигаешься. Понятно?
