Джой кладет на ладонь монетку в пять центов.
– Ненавижу тебя за то, что постоянно о тебе думаю, – выкрикивает она и с размаху бросает никель.
– Стало легче? – спрашивает Тарин.
– Ага. – Похоже, Тарин что-то заподозрила.
Взяв четвертак, Джой представляет лицо Дилана.
– Ненавижу тебя за то, что увлеклась тобой, как только увидела.
Бульк.
Тарин смеется.
– Мне нравится. Еще.
– Ненавижу за то, как ты целовал меня, – вопит Джой, потом поворачивается к Тарин. – Он целовался лучше всех, – мечтательно произносит она, живо вспоминая его губы на своих.
Буль.
– Ненавижу за то, что ты написал обо мне песню. Ненавижу, что нашел кого-то другого, чтобы исполнить ее. Я ненавижу тебя за то, что ты выпустил целый альбом про наше путешествие. – Все замечательное, что случилось в той поездке, он выставил напоказ и дал новую жизнь тем чувствам, которые она пыталась убить. Или, что еще лучше, оставить на дороге, поскольку они родились на дороге. Джой бросает десятицентовик, берет другой.
– Ненавижу за то, что ты поешь так, будто это только для меня.
Ненавижу за то, что ты разглядел меня, что смог увидеть меня настоящую.
Ненавижу, как ты на меня смотрел, будто я важней всего на свете.
Я ненавижу… Ненавижу за то, что позволила тебе уйти.
Джой бессильно опускает руки. А если бы не позволила? Может быть, эти десять волшебных дней продолжались бы всю жизнь? Что было бы, если бы Джой не побоялась отказаться от мечтаний Джуди и жила собственной мечтой? Если бы приняла на себя ответственность за свою ошибку и рассказала всем, что сделала?
У нее дрожит подбородок. Она трет его и пальцами чувствует влагу. И с удивлением понимает, что плачет. Слезы застали ее врасплох, но Джой не пытается унять их, вытирает лицо и смотрит на десятицентовик в своей руке. Осталась одна монетка.
Джой стискивает ее, целует кулак и шепчет последнее, что хочет высказать.
– Ненавижу тебя за то, что мы даже не попрощались.
Мягким движением руки она бросает монетку в воду. Та уходит на дно.
– Это десять, – тихо говорит Тарин.
– Это десять, – эхом отзывается Джой. Вытерев подбородок о плечо, она поворачивается к подруге.
Тарин разглядывает Джой. В глазах у нее пляшут веселые искорки.
– Джо… Джо… а ты уверена, что не хочешь увидеться с ним снова? Звучит просто…
– Замечательно, я знаю. Наверное, я действительно его люблю. Сильнее всего я ненавижу себя за то, что несправедливо обошлась с Марком и нашим браком. – Она утаила от Марка большую часть себя – сестру Джуди и ту женщину, которая спрашивала себя в аэропорту имени Кеннеди, правильно ли она поступает. – Хочешь, возьмем такси и куда-нибудь поедем? – Джой не помешало бы выпить.
– Наверное, в такое позднее время можно попасть в «Мистер Перпл» без предварительного заказа? – предлагает Тарин.
– Не уверена, но попробовать стоит. – Джой берет Тарин под руку. – По пути я расскажу тебе о своих планах относительно нового бизнеса.
– Чего нового? – Тарин с любопытством смотрит на подругу.
– Я тебе еще не рассказывала? Собираюсь делать мыло.
Тарин хохочет, стискивает ей руку.
– Подруга, с тобой не соскучишься.
Глава 25
До
Джой
Личфилд, штат Иллинойс
– Достался последний. – Дилан показал ей ключ-карты от номера в мотеле экономкласса прямо возле шоссе.
Слава богу, нашли хоть это. Замерзшая и напуганная, Джой стискивала зубы, чтобы не стучали. Сначала она, обливаясь потом от жары и влажности, пела с Диланом песни по пути в Чикаго, потом танцевала с ним под дождем на обочине шоссе, потом промокла и тряслась от холода, пока они искали кров, чтобы спрятаться от жуткой бури.
Ну ладно, для местных она была не такой уж жуткой. Но для девушки из Южной Калифорнии, которая избегала садиться за руль, если идет дождь? Такую погоду она и представить себе не могла, и ей совершенно не улыбалось сидеть в кабриолете с брезентовым верхом, когда с неба падает град размером с ноготь.
Дилан отдал ей одну карту от их номера.
Безопасно ли вообще находиться в этом мотеле? Разве они не должны укрыться под землей? Есть ли у этого сооружения фундамент? Сомнительно. Учитывая внешний вид строеньица, Джой удивлялась, что оно все еще на месте. Ее поражало, что ни одно здание в округе не сплющило налетевшим торнадо.
И зачем только люди тут живут?
«Возьми себя в руки».
Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
Укрытие казалось ей ненадежным, но хорошо, что хотя бы предупредили по телефону. Иначе они до сих пор мчались бы прямо в центр циклона третьей категории.
Джой читала где-то про эти экстренные сообщения, но ожидала, что первое придет о землетрясении. Или, возможно, о сильном ливне, потому что калифорнийцы сразу вылезают из автомобилей, как только видят воду на шоссе. Она и представить себе не могла, что окажется поблизости от торнадо.
И куда им было деваться? Что делать?
Найти амбар и привязаться к водопроводным трубам, как в фильме «Смерч»? Нет.
Вылезти из машины на обочину и танцевать под дождем.
Идиоты.
Неудивительно, что люди им сигналили. Они не подбадривали их, чудаков, пляшущих, как ненормальные, промокших до костей, не обращающих внимания на то, что происходит над головой. Эти добрые люди предупреждали ее и Дилана о грозящей беде.
Джой бил неудержимый озноб, и она обняла себя руками, бросая взгляды за шоссе, в черноту на горизонте. Небо чертили молнии. Издалека донесся раскат грома. Джой вздрогнула.
– Не волнуйся. Здесь мы в безопасности, – сказал Дилан. – Идем. Надо убираться из-под дождя.
Они забрали вещи из машины и побежали в номер. Бросив сумки на пол, Джой тут же сняла мокрые кроссовки. Дилан закрыл дверь и включил настольную лампу.
Комната была серая, с мебелью середины восьмидесятых, и пахла окурками. Но здесь было сухо, и у них теперь имелась крыша над головой и телевизор. Дилан включил его.
Прошлепав к окну, Джой задернула шторы, потому что номер находился на первом этаже. Ей не хотелось бы подниматься выше, и, если бы на первом этаже номеров не осталось, она согласилась бы зависнуть у стойки регистрации.
– В свое время танцы под дождем казались хорошей идеей, – сказала она, поеживаясь.
Дилан вопросительно взглянул на нее.
– Хотя было весело, – добавила Джой.
