– Я не собираюсь записывать эти песни. Не настолько они хороши, и ты, черт возьми, прекрасно знаешь, что сам я не записываюсь.
– Поверь мне, они хороши. И я не говорил, что тебе придется исполнять их самому.
Лицо Дилана вытягивается.
– Я их не продаю.
– И этого я не говорил. Найдется кто-нибудь, кто их споет. Ты сохранишь права, но выпустишь альбом.
– Это что, шантаж?
– Что ты имеешь в виду?
Дилан резко кивает на блокнот в руке Чейза.
– Ты откажешься от Нью-Йорка, если я не выпущу эти песни?
Чейз выглядит огорошенным.
– Я умею играть жестко, но не такой уж я мерзавец.
Дилан задумчиво расхаживает по кабинету. Он не может и не хочет выпускать эти песни. Не может так поступить с Джой. Он не станет эксплуатировать то, что было между ними. Выставить на потеху публике свои чувства – это предательство. И нарушение заключенного ими договора.
Чейз листает блокнот.
– Что это для тебя? – Он бегло просматривает страницу, затем другую, читает разрозненные незаконченные тексты. Перелистывает еще несколько страниц и натыкается на ту самую песню.
Дилан видит, как глаза Чейза расширяются, когда он читает название, как он проглатывает куплеты и припевы и как до него начинает доходить, о чем она. Особенно после состоявшегося только что разговора. Он устанавливает связи.
Взгляд Чейза упирается в Дилана.
– Это песня про нее. Про Джой.
Дилан плотно сжимает губы, упорно качает головой.
– Не знаю, о чем ты говоришь.
– Не лги мне. – Чейз резко встает, выходит из-за стола, останавливается перед Диланом. – А еще лучше, прекрати лгать себе. Думаю, ты ее любишь. Что еще все это может значить? – Он разворачивает блокнот на последней странице, подносит его к глазам Дилана. Его запись про встречу с Джой, обещание, которым они обменялись и которое он никогда не забудет. Оно отпечаталось у него в мозгу. Он писал все это, стоя в очереди на регистрацию багажа в аэропорту имени Кеннеди, через несколько минут после прощания с Джой.
С трудом сглотнув, Дилан отводит взгляд.
– Кто она? – спрашивает Чейз.
– Не могу сказать. – Дилан снова трясет головой. Он не нарушит договор.
– Тогда позволь мне рассказать за тебя, – говорит Чейз, тыкая брата углом блокнота в грудь.
Дилан хмурится, трет ушибленное место. Это может быть интересно.
– У тебя глохнет автомобиль, и ты просишь какую-то девушку подвезти тебя, едешь с ней через всю страну, влюбляешься, но по какой-то причине бросаешь ее.
– Я ее не бросал.
– Она тебя бросила?
Дилан качает головой.
– Тогда что случилось?
Случился их уговор, второй по счету, который они заключили в конце поездки. Но Чейзу он об этом не говорит.
– Джек. – Имя слетает с губ Дилана – к удивлению обоих.
– Твой отец? Какое отношение это имеет к нему? – спрашивает Чейз, и в этот миг до Дилана доходит, почему он произнес имя отца. – Ты же не он.
– Да неужто, Шерлок? – язвит Дилан и выхватывает свой блокнот. – Наш бизнес не благоприятствует долгим отношениям, и мне нравится моя свобода.
– Это чушь. – Чейз долго смотрит на него, потом качает головой. – Иди поспи. Ты плохо соображаешь.
– Тебе не придется просить меня дважды, – говорит Дилан, уже направляясь к двери.
– А песни? – Чейз кивает на блокнот.
– Я подумаю об этом. – Дилан хлопает дверью.
Глава 18
До
Дилан
Из никуда (идея Джой) в Оклахома-Сити, штат Оклахома, в никуда в часе езды к северо-востоку от Оклахома-Сити (идея Дилана)
Дилан долго ждал, пока Джой принимала душ в палаточном лагере. В голове толпились слова. Так было весь день, и наконец, когда он сам вышел из душевой, они начали складываться в текст песни.
Сейчас, дожидаясь, когда Джой приведет себя в идеальный вид, он прислонился к «Жуку» и строчил стихи в блокноте, пока что-нибудь не отвлекало и они не развеивались, как дым.
Два куплета и припев. Песня, на которую его вдохновила случайная попутчица, начинала обретать форму.
Довольный успехами, он убрал блокнот и снова предался ожиданию. Дилан стоял, опираясь на автомобиль, скрестив руки на груди, а ноги в лодыжках, и размышлял о своей музе.
Внезапная идея купания нагишом застала его врасплох. Действительно дерзость с большой буквы «Д», и сама идея ему скорее понравилась, чем нет. Импульсивный поступок Джой выбил его из равновесия, но отдых и ничегонеделание в компании с ней доставили удовольствие. Как жаль, что она для него недоступна. Как жаль, что он не какой-нибудь тупица, которому на все плевать. После сегодняшнего отдыха они вполне могли бы переспать.
Дилан почесал запястье. Отсыревшие кожаные ремешки начали высыхать, и кожа под ними зудела. По окончании каждого гастрольного тура «Уэстфилд Бразерс» Билли дарила такие ремешки. Время от времени они рвались. Приходилось заботиться об их замене. Тринадцать ремешков. Тринадцать напоминаний о его намерении остаться одиноким. Тринадцать призывов сосредоточиться на карьере будущего музыкального руководителя и продюсера.
И еще ремешки напоминали ему о маме, Билли, и, конечно, наводили на мысли о родителях и том последнем дне, когда он видел их вместе. Воспоминания просто затягивали его туда, и он безвольно следовал за ними.
Ему было тогда тринадцать, и он проснулся на тесной средней койке гастрольного автобуса от криков Билли. Она ругалась на кого-то возле автобуса. Естественно, напрашивалась мысль, что на его отца, Джека.
Дилан посмотрел в маленькое четырехугольное оконце. В воздухе снаружи висела какая-то странная мгла, и он взглянул на часы. Пять тридцать пять утра, едва рассвело. Но Билли стояла полностью одетая, с вещевым мешком на плече и распекала отца.
На что она разозлилась в этот раз?
Вернее, что опять натворил Джек?
Отец стоял босой, без рубашки. Даже ширинку забыл застегнуть. Джинсы висели на бедрах, волосы стояли дыбом. Должно быть, мама растолкала Джека и выволокла его несчастную задницу из постели. Насколько помнил Дилан, отец не спал в своей кровати. Он отрубился на диване в том же автобусе, где ночевал Дилан, в автобусе группы, а не в родительском.
Отстой. Дилан застонал и снова упал на матрасик из пены. Должно быть, Билли разносит Джека из-за Дилана и Чейза. Им всем конец.
Он вспомнил о прошедшей ночи, и в висках застучало, словно в голову засунули ударную установку. Попойка в автобусе закончилась только к четырем утра. Меньше двух часов назад. Но Дилану казалось, что от вони купленного в секонд-хенде кальяна, вкуса теплого, льющегося в рот пива и рук какой-то девчонки, лезущих ему в джинсы, его отделяет целая вечность.
