Гуся смеялась:
– Ага! Все, без исключения!
– Неприхотливая вы, – как-то раз бросила ей с презрением соседка по столику, корпулентная женщина с пергидрольными волосами. – Непритязательная!
Гуся с готовностью согласилась:
– Точно! Потому что я самая счастливая!
«Чокнутая какая-то, – решила дама. – Ну и слава богу, что не подружились».
Отпуск подходил к концу, и Гуся понемногу принялась собирать чемодан. Перед отъездом купила виноград, персики, груши – гостинцы для дорогих соседей. «А то совсем их разочарую – ни жениха, ни кавалера не привезла. Пусть будут хотя бы фрукты!»
Поезд уходил после обеда. Все тот же ворчливый автобусик вез их на вокзал. В сетке лежал поездной паек – пачка вафель, бутылка лимонада, пара кусков сыра с хлебом, два отварных яйца и две груши. Проживем!
На сей раз ее полка оказалась нижней, а это значит, не уединишься, не спрячешься – придется общаться с попутчиками, а как неохота!
Минут через пять в купе ввалился огромный мужчина в мелких кудряшках, вытирающий потное, бордовое лицо. Запыхавшийся толстяк с трудом разместился на полке напротив и, пристроив чемодан, раскинувшись и расстегнув рубашку, принялся обмахиваться полотенцем и кряхтеть – жарко.
«Будет храпеть, – с тоской подумала Гуся. – Этот точно будет храпеть! С таким весом и с такими размерами… Да уж, не повезло… Но вдруг пронесет?»
Как всегда, она верила в лучшее.
Следом за толстяком появилась пожилая дама с очень недовольным лицом. Увидев Гусю, дама сладко улыбнулась.
– Девушка, милая, – протяжно запела она, – простите мое нахальство! Не могли бы вы…
– Поменяться полками? – не скрывая радости, улыбнулась Гуся. – Да запросто! Я обожаю верхнюю полку!
Женщина, наверняка готовая к скандалу и битве, растерянно хлопала глазами и не могла прийти в себя от счастья – вот повезло!
За две минуты до отправления, когда в третий раз настойчиво и напористо попросили провожающих покинуть вагон, в их купе зашел военный. Коротко и молча кивнув, он закинул вещи на верхнюю полку и вышел в коридор. Гуся чуть вытянула шею – интересно, кто провожает такого красавца? Оказалось, никто. Устало и равнодушно строгий военный смотрел на удаляющийся перрон. Впрочем, какое ей дело до красавца военного! Такие, как он, на таких, как она, не обращают внимания.
Вздохнув и поудобнее устроившись, Гуся уставилась в окно. Кудрявый толстяк с остервенением листал пухлую газету, а высокомерная дама копалась в чемодане. Бросив уничижающий взгляд на ненавистного ей толстяка, она сурово сказала:
– Мужчина! Покиньте купе минут на пятнадцать! Мне надо переодеться!
Толстяк вздрогнул, покраснел и мелко закивал:
– Да, да, разумеется!
«Хамка, – подумала Гуся. – «Покиньте купе»! Ни извините, ни будьте любезны. Противная тетка. Наверняка из работниц ЖЭКа или комиссионного магазина. Из тех, кому все должны».
Переодевшись в халат и домашние тапочки, нахалка улеглась и вкусно хрустнула яблочком.
Убаюкивающе, как метроном, плавно стуча колесами, поезд набирал скорость. Было душно и влажно, очень хотелось спать. Измученный народ слонялся по коридору – там были открыты окна. Заглядывая в чужие купе, бегали дети. Вскоре запахло знакомой дорожной едой – огурцами, котлетами, курицей.
Гуся уснула и проснулась, когда за окном была полная темень – ого! Половина девятого, ничего себе прикорнула! Все, ночью точно не спать. Пригладив волосы и поправив платье, она осторожно слезла с полки.
Вредная тетка спала, похрапывал и толстяк, а вот военного не было – наверное, где-то сошел.
Нет, не сошел – он по-прежнему стоял в коридоре, выходя в тамбур на перекур. Гуся исподволь посмотрела на него и тихо вздохнула – красавчик: темные, с нитками седины густые волнистые волосы, сурово сдвинутые брови, широкий подбородок с ямочкой, красивые скулы, упрямый рот, но главное – глаза. Синющие, как июльское небо. Таких ярких и синих глаз она не встречала.
Постояв с полчаса, Гуся ушла в купе. Ночка предстоит невеселая – душная, бессонная, с воспоминаниями и разными мыслями. В дороге всегда что-то подобное лезет в голову.
Лежа на узкой полке, Гуся смотрела в потолок. Внизу, слабо освещая купе, горела голубоватая лампочка. Очень хотелось пить. Но снова вставать, беспокоить людей – нет, потерплю.
Кудрявый толстяк совсем разошелся – от его могучего, с переливами и трелями, храпа дрожали стены.
Гуся свесила голову, посмотреть на вредную тетку – сейчас, кажется, будет скандал! Но нет – тетка сладко спала, и богатырский храп ей ничуть не мешал. Слава богу, скандалов Гуся не выносила. Полка красавчика майора по-прежнему оставалась пустой.
Покрутившись с полчаса, Гуся поняла, что терпеть жажду больше не может, и осторожно, стараясь никого не задеть и не побеспокоить, сползла вниз. Никто не проснулся, и, счастливо выдохнув, Гуся вырвалась на свободу.
В коридоре было прохладно – из открытых окошек дул свежий ночной ветерок. Продышавшись и попив из титана, она отправилась в туалет, потом мельком заглянула в тамбур. Дымя сигаретой, все с тем же серьезным и суровым выражением лица, стоял, прислонившись к стене, красавчик майор. Увидев Гусю, удивился:
– Перекурить?
– Нет, я не курю. Извините. Просто не спится.
– А «извините» за что? – Майор окинул ее быстрым, опытным, проницательным взглядом, от которого Гуся зарделась. – Вы вроде ничего такого не натворили! Или я чего-то не знаю? А, пришили кудрявого толстяка! Ничего, вас оправдают! И я с радостью пойду в свидетели. Это же надо – так мучить людей!
Она рассмеялась от всего сердца.
– Натворила! Да что я такого могу натворить? Сосед наш жив и, кажется, здоров. И храпят они на пару с соседкой. Выводят такие рулады!
Майор внимательно разглядывал Гусю.
– А вы из покладистых, верно? – неожиданно спросил он.
Смущенная, Гуся пожала плечами.
– Просто неохота туда возвращаться.
– А вы не возвращайтесь.
Гуся смотрела в окно. Вздрагивая на стыках, поезд прибавил скорость. За окном была непроглядная темень – ни огонька, ни деревни, ни полустанка. Задумавшись, отвлеклась. И тут же вздрогнула, почувствовав дыхание собеседника – он стоял у нее за спиной. Она обернулась и замерла от испуга – не мигая, он смотрел ей в глаза. От его темного, проницательного и странного взгляда Гуся страшно смутилась и опустила глаза. Казалось, она перестала дышать.
Судорожно вздохнув, он притянул ее к себе и поцеловал в губы.
От неожиданности Гуся дернулась, затрепетала, пытаясь вырваться, но его сильные руки крепко держали ее за плечи. Он мягко подтолкнул ее, прижал к стене, и она, совершенно растерянная и обмякшая, вдруг перестала сопротивляться. Все, что она запомнила – это сильные, нетерпеливые горячие руки, жаркое, пропахшее табаком дыхание и забытую, невыносимо сладкую боль во всем теле. Отпрянув от нее и застегивая брюки, он пробурчал что-то невнятное, кажется, извинение. Обессиленная, Гуся прилипла к прохладной стенке. Сил не было даже открыть глаза.
