— Сюда! — воскликнул Грималкин и метнулся в заросли ежевики.
— Если доберемся до реки — мы спасены! Гоблины не умеют плавать!
Я последовала за ним в густую чащу, изготовившись терпеть,
когда колючки будут раздирать мне плоть и рвать на мне одежду. Но ветви с
легкостью раздвинулись передо мной, как будто впереди шел Пак, и я
проскользнула в заросли, почти не исцарапавшись. Скоро кусты ежевики остались
позади, и лишь по ту сторону зарослей все еще слышался хруст веток,
сопровождаемый громкими проклятиями и воплями. Гоблинам продираться через чащу
было гораздо сложнее, и я на бегу вознесла хвалу тем силам, которые это
устроили.
В ушах шумело, дыхание прерывисто вырывалось изо рта, а
где-то впереди слышался бурлящий гул воды. Спотыкаясь на каждом шагу, я
вывалилась из лесной чащи на поляну, а земля вдруг ушла из-под ног, и я упала
на каменистый берег.
Прямо передо мной текла большая река, почти в сотню ярдов
шириной, а на реке — ни мостов, ни паромов. Другой берег скрывали клубы густого
тумана. Грималкин застыл у самой кромки воды, почти неотличимый от серой дымки,
и нетерпеливо бил хвостом.
— Скорее! — торопил он — На том берегу — земли Лесного
владыки. Скорее!
На подгибающихся от усталости ногах я спустилась по
каменистому склону и в нерешительности застыла на берегу. Если даже в тихих
заводях притаились кошмарные лошади, что же явится на свет из огромной черной
реки? Перед мысленным взором мельтешили образы огромных рыбин и морских
чудовищ.
Что-то просвистело надо мной и с лязгом отскочило от камней.
Гоблинское копье сверкнуло на берегу белым костяным наконечником. Я побледнела.
Остаться здесь, чтобы меня проткнули острые палки, или рискнуть и поплыть по
реке?
Я прыгнула в воду, задохнулась от внезапного холода,
забилась, сражаясь с течением, которое повлекло меня вниз по реке. Я неплохо
плаваю, но все тело размягчилось как желе, а легким не хватало кислорода. Я
забарахталась и едва не потонула, нахлебавшись воды; грудь жгло огнем. Течение
тащило меня все дальше, и я с трудом сдерживала панику.
Еще одна пика просвистела над головой. Гоблины преследовали
меня по берегу, карабкались по камням и швыряли копья. Страх придал мне новой
энергии. Я устремились к противоположному берегу, отчаянно работая руками и
ногами, из последних сил сражаясь с течением.
В воду сыпались все новые копья, но, к счастью, гоблины,
похоже, целились так же плохо, как соображали.
Я уже почти достигла пелены тумана, как вдруг что-то с силой
вонзилось мне в плечо, и спину словно обожгло огнем. Я задохнулась и ушла под
воду. Руку сковало болью, а подводное течение потащило меня все глубже... Я
поняла, что вот-вот умру.
Что-то схватило меня за запястье, потянуло вверх. Я
вынырнула из-под воды и хлебнула воздуха разрывающимися легкими, сражаясь с
подступившей к глазам темнотой. Постепенно приходя в чувство, я обнаружила, что
меня тащат по воде, но ничего не видела из-за тумана. Затем ноги нащупали
твердую почву, и вот я уже лежала на траве, под теплыми лучами солнца.
Надо мной склонилось девичье лицо цвета летней травы:
светлые волосы щекотали мне щеку, глаза смотрели с беспокойством и
любопытством. На шее девушки серебристо поблескивали крошечные чешуйки.
Незнакомка улыбнулась, сверкнув зубами — острыми и мелкими, как у хищной рыбы.
К горлу подступил крик, но я сдержалась.
Эта девушка только что спасла мне жизнь, даже если и
собиралась съесть меня потом сама. Невежливо орать ей в лицо... К тому же
резкие движения могут спровоцировать внезапное нападение. Страх показывать
нельзя. Я глубоко вздохнула и постаралась сесть, поморщившись от внезапной
резкой боли в плече.
— Э-э... привет, — пробормотала я.
Девушка отпрянула и удивленно заморгала.
Как ни странно, у нее оказался не рыбий хвост, а ноги, хотя
между пальцев рук и ног виднелись перепонки, а сами пальцы оканчивались
длинными острыми когтями. С подола коротенького белого платьица капала вода.
— Я Меган. А тебя как зовут?
Она склонила голову и стала похожа на кошку, которая
выбирает, то ли мышку съесть, то ли сначала с ней поиграть.
— Ты забавная, — заявила она голосом, журчащим, словно
горный ручей. — Кто ты такая?
— Я? Я человек. — Лучше бы я этого не говорила! В старых
волшебных сказках, которые я с некоторых пор вспоминала все чаще и чаще, люди
неизменно оказывались едой, игрушками либо предметом несчастных любовных
увлечений. А здешние обитатели, как я уже успела заметить, не питали никакого
предубеждения против того, чтобы съесть говорящее и чувствующее существо. Я
занимала место в пищевой цепочке между кроликом и белкой.
— Человек? — Девушка склонила голову на другую сторону, и я
заметила на шее розоватые жабры, — Сестры рассказывали мне о людях. Говорили,
иногда поют для них, завлекают под воду, — Она улыбнулась мелкими и острыми
зубками. — Я тоже училась. Хочешь послушать?
— Нет, ничуть не хочет.
По траве к нам подкрался Грималкин, задрав хвост. Кот промок
насквозь, вода стекала с шерсти струйками, и вид у него был совсем недовольный.
— Кыш, — шикнул он на девушку, и она отпрянула, шипя и скаля
зубки. Грималкин этим не удовлетворился. — Прочь! Некогда нам играть с
русалками. Ну же, кыш!
Девушка еще раз зашипела и тюленем скользнула в воду. На
середине реки она сердито сверкнула на нас глазами и исчезла в тумане.
— Приставучие сирены, — недовольно сощурился Грималкин. — Ты
ничего ей не наобещала?
— Нет! — огрызнулась я. Конечно, я обрадовалась появлению
кота, но его тон мне не нравился. Я же не виновата, что гоблины за нами
погнались. — Зря ты ее спугнул, Грим. Она мне жизнь спасла.
Кот встряхнул хвостом и окатил меня брызгами.
— Единственная причина, по которой она вытащила тебя из воды,
— это любопытство. Если бы не я, она бы тебя или завлекла на дно своими
песнями, или попросту съела. К счастью, русалки трусливы, предпочитают драться
под водой, обладая там всеми преимуществами своей породы. Давай лучше поищем,
где отдохнуть. Ты ранена, да и мне плавание далось нелегко. Если можешь идти,
советую так и поступить.
Я поморщилась и поднялась на ноги. Плечо горело огнем, но
если прижать руку поближе к груди, резкая боль стихала до тупой и ноющей. Я
закусила губу и поковыляла за Грималкиным, подальше от реки и в глубь владений
Лесного владыки.
Невзирая на усталость и боль, я с любопытством таращилась по
сторонам.
Вскоре глаза у меня покраснели и заслезились — так долго я
не моргала. На этом берегу пейзаж ничуть не походил на призрачную серость
дикого эльфийского леса. В отличие от размытых, выцветших красок, здесь все
резало глаз невероятной яркостью и пестротой: изумрудно-зеленые резные листья,
переливающиеся на свету, буйная; радуга цветов, сияющих, точно драгоценные
каменья на солнце... Однако удивительная красота не разгоняла моих мрачных
предчувствий. Все казалось каким-то... ненастоящим, как налет воображаемого
поверх действительности, как будто реальности и вовсе не существует.
