Можно ответить еще две особенности военной тактики монголов. Насколько это было возможно, они избегали рукопашных схваток. Несмотря на стереотипное представление, будто азиатские орды сминали противника массовостью армий, не считаясь с человеческими жизнями, монгольские полководцы старались свести к минимуму потери и приходили в бешенство, если победа доставалась слишком высокой ценой
[684]. Далее. Современные понятия о том, что побеждает тот, кто завладел полем битвы, для них были неизвестны и бессмысленны. Победа для монголов означала истребление противника, и они в этом отношении проявляли исключительную целеустремленность и беспощадность. После завершения битвы они могли гнаться днями за отступавшим противником. Особенно важно для них было не дать возможности разгромленным полководцам перегруппироваться, переформироваться или создать новый центр сосредоточения и объединения сил
[685].
Военные кампании 1206–1218 годов были сумбурными, и уяснение деталей осложняется тем, что «Тайная история» совмещает (непреходящий изъян этого источника) не только две разные операции против меркитов, но и два разных похода против лесных народов. Для большей ясности целесообразно попытаться рассмотреть эти кампании тематически, а не в хронологическом порядке. Упрощая процесс, мы сведем внешние события 1206–1218 годов (исключая вторжение в Китай) к пяти главным темам: сведение счетов с найманами; избавление от меркитов; покорение и последующее восстание лесных народов; вступление на престол особо важной империи уйгуров; война против тангутов. Погоня за Кучлуком, оказавшаяся самым трудным приключением и частично переплетавшаяся с другими кампаниями, будет отображена позднее, поскольку она имела более существенные геополитические последствия.
В период между 1206 и 1209 годами Чингисхан только один раз лично командовал армией в битве. В конце 1206 года, узнав от лазутчиков о том, что непобежденный найманский князь Буйрук настолько обнаглел, что охотился в Алтайских горах, он совершил молниеносный переход через степь и напал на найманов, застигнув их врасплох. Разгром был сокрушительный и окончательный, погиб и сам Буйрук
[686]. Меркиты, уцелевшие после поражения, нанесенного ранее в том же году Субэдэем в битве, в которой был убит Тохтоа-беки, переметнулись к найманам, надеясь найти у них безопасное укрытие. Они продолжали представлять угрозу, и Субэдэй снова был послан, чтобы добить их. В 1208 году Субэдэй еще раз разгромил меркитов, убив двоих сыновей Тохтоа-беки, но многоголовая меркитская гидра не желала исчезать. Остатки меркитского воинства сбежали на территорию уйгуров, но местный правитель, опасаясь гнева Чингисхана, прогнал пришельцев
[687].
Меркиты тогда решили бежать на дальний север и примкнуть к хозяевам западных степей — куманам. Субэдэй, одержавший две победы над меркитами, подвергся обструкции за то, что упустил одного из самых ненавистных врагов. Незадачливого паладина долго держали в немилости, пока наконец в 1216 году не призвали ко двору и не поручили добить меркитов, где бы они ни находились
[688]. Меркиты уже значительно окрепли за счет новых куманских союзников, когда Субэдэй схватился с ними в 1217 или 1218 году в местности Джэм-Мурэн севернее реки Сырдарья (Яксарт) и окончательно ликвидировал досаждавшую Чингисхану помеху; тогда пал и последний царевич клана Худу, брат Тохтоа-беки
[689]
[690]. В этой кампании Субэдэй преодолел большие расстояния — прошел через горный хребет Тарбагатай, через Алмалык и земли дружественного племени карлуков, обитавших к югу от озера Балхаш. Иногда ему приходилось координировать свои действия с Джэбэ и Джучи
[691].
Прежде чем отправиться в Китай, Чингисхан должен был обеспечить себе безопасный тыл. С этой целью в 1207 году он послал Джучи покорять независимые племена северо-запада Монголии и юга Сибири. Эти племена известны под общим названием лесные народы. Можно перечислить лишь некоторые, основные из них: киргизы, ойраты, буряты, туматы, тувинцы, бархуты (бархуны), урсуты, хабханасы, шибиры, кескидиины, тухасы, баяуты (баиты), кем-кемджиуты, тенлеки, тоелесы, тасы, баджигины (бачжигины); самыми значимыми считались первые шесть племен. Буряты обитали по берегам реки Ангара и ее притоков, восточнее озера Байкал, бархуты — к северу от них, урсуты и хабханасы — западнее озера Байкал, киргизы и кем-кемджиуты — в долине Енисея, туматы — на берегах рек Ия и Ангара, тувинцы — на территории современной Танну-Тува юга Сибири, а остальные племена — в верховьях Иртыша
[692].
Это огромное пространство занимали в основном таежные леса — береза, тополь, кедр, лиственница, пихта, перемежавшиеся зарослями рододендрона, полянами мха и лишайников. В этих бескрайних лесах протекали все четыре величайшие реки Северной Азии — Лена, Енисей, Обь и Иртыш. Здесь во множестве водились самые разнообразные представители животного мира: лоси, лесные олени, северные олени, мускусные олени, вапити
[693], волки, медведи, куницы, выдра, бобры, сибирские белки. Лесные народы добывали пропитание охотой и рыболовством и, как думали эксперты, обладали совершенно другим менталитетом, чем монголы. У кочевника-скотовода в силу необходимости складывались коллективистские установки и образ жизни, ориентированный на взаимодействие и сотрудничество, тогда как таежный охотник, вынужденный полагаться только на свои силы, от природы становился индивидуалистом; возможно, именно по этой причине шаманизм был могущественнее в северных регионах, чем в степях
[694]. Коллективистское самосознание давало монголам очевидное преимущество в войнах. Их отношение к лесным народам было покровительственное, уничижительное и пренебрежительное; особенно они презирали «лесных людей» за привычку ездить без седла на оленях, а не на лошадях. Принято считать, что невежественность и культурную отсталость лесных народов монголы отразили в поговорке: «Птица, не видевшая прозрачной воды, всегда будет совать свой клюв в протухшую воду»
[695]. Другую часто цитируемую поговорку приписывают легендарному монгольскому вождю Бодончару: «Хорошо, когда у тела есть голова, а у шубы — воротник… Люди… у кого нет ни малого, ни большого, ни хорошего, ни плохого, ни стад и ни копыт, склонны считать, что у них все равны… Пора их грабить»
[696].
