- Не думаю, что мне это понадобится, - я покачала головой.
- Ах, ну у вас же типа теперь все напрямую. Доступ к звездной заднице открыт.
- Нет, Джулс, я закрыла этот доступ. Все. Хватит. Наигралась.
- Не поняла, - Джулс смотрела на меня, словно я поклялась, никогда больше не есть шоколадный пломбир, - Выкладывай.
И я выложила… Все, как на духу. Джулиана периодически перебивала меня восклицаниями о козле Соммсе, ублюдке Нике, болтливой Грин, а в конце рассказа она взяла минутную паузу.
- И ты просто ушла? – спросила она, недоуменно глядя на меня.
- Да, - выдохнула я.
- Я бы не смогла, - прошептала моя подружка как-то уж слишком драматично, - То есть, я знаю, что он для тебя значит и… Ты же любишь его!
- Люблю, - подтвердила я, - Только не этого загоревшего в софитах засранца. Я люблю Кела. Настоящего, а не голливудского. И он, к сожалению, не может быть только собой. Это тупик, Джулс. Это часть его жизни, в которую намного труднее пролезть, чем в номер «Четырех сезонов» без ключа.
- Дана, я даже не думала… - Джулс обняла меня, - Не думала, что ты такая сильная, чтобы принять это.
Я, наконец, разрыдалась, понимая, что я ни черта не сильная. Я могу понять это, но принять… Мне еще долго нужно работать над принятием этой дерьмовой реальности.
Келлан
Я сидел перед компом в своем номере, бездумно глазея на серый статус Даны в скайпе. Поначалу я думал, что работа поможет отвлечься от кипящего дерьма, что заполонило мою голову после ее ухода. Помогла, правда. На неделю. Я честно выкладывался на съемках, зубрил текст и репетировал сцены все свободное время. Но вскоре бессонные ночи вновь стали терзать мое больное сознание. Снова шумело в ушах море Сардинии. Я снова и снова вспоминал горечь в ее глазах.
Как все могло рухнуть за один дурацкий вечер?. Мы так много давали друг другу, так крепко срослись за это время. А она просто ушла, решив остаться при своем. Ушла, забрав с собой мой покой. Какого черта, Дана Брайс, ты влезла в мой номер! В мою голову, душу, сердце. И все теперь болит. Что за зараза!
Я не звонил ей. Сначала из гордости. Думал, не выдержит самаа, напишет, или вообще приедет. Нелепые мысли о вновь взломанной двери номера заняли почетное место среди моих эротических фантазий. А потом я понял, что она не бросала слов на ветер. Дана не шутила. Я мог спать спокойно. Мог ли? Нет.
Прошел месяц, а я так и не придумал, как все вернуть обратно. Как кайфовать от внимания фанаток? Как хотеть секса со Сью? Как довольствоваться попойками с друзьями в барах? Я застрял в чистилище. Пустота. Абсолютный вакуум.
И в один прекрасный день, когда мне должны были по сценарию сбрить полбашки, меня осенило. Я же люблю ее.
Я смотрел в зеркало стеклянными глазами, пока снимали как дядька, который играл цирюльника, водил триммером по правой половине моей черепушки. Мне нужно было думать о сцене, что-то изображать лицом, а в голове было только одно.
Люблю ее.
- Ох, надеюсь, я не попаду в ад, - пробой колега цирюльник после слова «стоп».
Я хмыкнул, делая вид, что меня беспокоят его слова и мой вид.
Люблю.
- Отлично, Кел. То, что надо, - похвалил меня режиссер.
Серьезно?
Дубль. Дубль. Дубль. Перекур. Люблю. Люблю. Люблю. Дубль. Дубль. Кофебрейк. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю. Люблю.
- Хорошо выглядишь, - оскалился Джеф, когда мы сели в машину после окончания съемок и раздачи автографов.
- Пошел ты, - буркнул я.
Его лучезарная рожа пресытилась мне еще во время съемок сцены с пирогом на моей физиономии.
- Серьезно, тебе идет, - продолжал издеваться он, - Девочки кипятком будут писать.
- Отстань, - только отмахнулся я.
Пока мы ехали в отель, позвонила Донна.
- Кел, идешь на Teen Choice со Стивом, - оповестила она меня.
Очередная дебильная премия для малолеток. Хорошо хоть не придется там ломать комедию. Хотя лететь в ЛА ради очередной бесполезной наградымне было лень. Еще и со Стивом придется идти. Он застебет за волосы.
- Я тебя достал, да? – заныл я в трубку, - Никто не хочет бедного Соммса.
- Вообще – да, достал. Но ты сам просил меня съездить в Нью-Йорк, проконтролировать, - недоуменно оправдывалась Донна.
- Черт, я забыл, прости.
- Забыл? Кел! Еще не поздно все отменить, - прицепилась она опять.
- Мы уже это обсуждали, - вспылил я, - Никаких отмен.
- Ты иногда такой упертый засранец, - не выдержала мой агент.
- Ага, я тебя тоже люблю, дорогая. Удачно долететь, – я отключился.
С замиранием сердца я ввалился в номер. Опять пустой. И почему я каждый день словно жду подарок от Санты, который через вентиляцию доставить мне самый желанный подарок. Обнаженную Дану. Можно еще ленточкой перевязать для интриги. И обязательно приковать к дивану браслетами, что бы я точно уверовал в сбычу мечт.
Я рухнул на кровать. В голове опять зашумело море вперемешку с назойливым: люблю, люблю, люблю... Я свихнусь, если не выключу собственные мозги. Овечки. Нужно посчитать до ста. Обычно от нервяка я спасался кудрявыми красотками, представляя, как они прыгают через низенький заборчик. Обычно сорока мне хватало, чтобы выключиться. На семьдесят пятой я осознал, что считаю Дан, которые исчезают за закрытой дверью. Пришлось банально выхлебать остатки вискаря в баре. Мозг отключился, я уснул.
Утро встретило меня сушняком и головной. Жаль, что никто не отменял великий праздник малолеток. Я словно в ступоре осознавал себя в машине, потом в самолете и снова в машине. Отель. Натянуть, что не глядя запихал в сумку. Телек – новости. Джеф колотит в номер – опаздываем. Опять машина.
Миллион лиц и столько же объективов. Вспышки, овации, подсказки на суфлере, дурацкие серф-доски в виде призов. Серьезно, зачем мне доска! Я на своих двоих бывает с трудом держусь. Улыбаюсь, несу чушь — все счастливы. На автопилоте тащусь на afterpaty — все без толку: от алкоголя не косею, от девок не млею, даже поговорить не с кем. Гружусь в авто в сопровождении верного Джефа, еду в отель.
Дни не дни — патронная лента к автомату. Постреливаю лениво: съемки, паб, отель, премия, вечеринка, отель, паб. Что-то ушло... Ощущение, что внутри кто-то прошелся с жесткой щеткой и дезинфектором. Никаких сильных чувств и эмоций. Так, что тут у нас: счастье, любовь, боль — на помойку, тебе они не нужны, малыш, без них лучше. Без них не лучше, без них никак — тупо, серо, безвкусно, местами вязнет на зубах и натирает мозоли. Единственное яркое пятно — утренний стояк, с последующей ручной работой. Я хочу вернуть все. Вернуть красный цвет в радугу, ноту До в октаву и легкий флёр шампуня Даны себе на подушку. Черт, последнее я хочу больше всего. Хочу слышать как она смеется, стонет, поет в душе. Хочу видеть, как она улыбается, закусывает губу, расчесывает волосы. Хочу чувствовать как она дрожит, выгибается, тает подо мной. Хочу слышать, видеть, чувствовать, что она любит. Потому что сам люблю.
