— Вези ее сразу в больницу, — мама назвала адрес, — Знаешь, где это?
— Да, — только ответил я и дал газу, бросив мобильный на приборную панель.
Через минуту мама перезвонила.
— Крис, мы выезжаем, вас встретят, — я услышал, как она всхлипнула, — Пожалуйста, милый, поторопись.
Она отключилась, не дождавшись моего ответа.
Софи свернулась в комочек, что-то бормотала. Кажется, она периодически теряла сознание, а может просто бредила не приходя в себя. Я давил на газ, что было сил, проклинал светофоры и водителей, почти не убирал руку с сигнала. В горле стоял ком, сердце сжималось от страха. Я старался не думать о самом плохом.
Сейчас нужно доехать. Быстро. Чтобы все обошлось.
Я гнал, наверно, под сотню и был удивлен, когда со мной поравнялся другой автомобиль.
Кто-то еще спешит в этот вечер?
Вспышка моргнула сбоку. Я на миг ослеп.
Проклятие, это что такое? Дьявол! Фотографы. Только их не хватало.
Черный седан обогнал меня и птички полетели стаей, слепя через лобовое. Гад, да что ж ты делаешь?
Справа нарисовался еще один любитель сенсаций.
Я глянул в зеркало заднего вида. Обгоняя друг друга, вылетая на встречную, у меня на хвосте сидело еще, как минимум, пять папарацци.
Твою ж мать.
И плевать. Не до инкогнито сейчас.
Вот уже и больница.
У дверей стояли санитары с каталкой, мама, сестры, даже отец.
Я выкарабкался из машины, в мгновение ока оказался у пассажирской дверцы, поднял Софи на руки. Темный трэнч скрывал алые пятна на ее брюках, но я чувствовал, кровавую влагу даже через верхнюю одежду.
Саранча повыскакивала из машин. Засверкали вспышки, оглушительно щелкали камеры. Словно выстрелы. И каждый по нам. В упор.
Не глядя на них, я прижал Софи к себе и осторожно, но быстро, двинулся к входу. Санитары помогли мне опустить ее на каталку. Я, как привязанный, шел до самых дверей операционной, держа Софи за руку, не отводя глаз.
— Вам сюда нельзя, — перекрыла мне дорогу медсестра.
Я разжал пальцы. Двери обдали меня потоком воздуха, закрываясь перед носом. Я так и стоял, как вкопанный, не зная, что делать дальше.
— Крис, — мама трясла меня за плечо, — Тебе нельзя здесь быть.
— Почему? — я обернулся и сразу нашел ответ на вопрос.
Проныра в белом халате (и где только успел найти?) направлял на меня камеру.
— Пойдем, — мама тянула меня за руку, а я опять плелся следом.
Мне было плевать на все: на газетчиков, на имидж, на брошенную посреди дороги машину. Лишь бы с Софи и ребенком все было хорошо.
* * *
Я видел, как её везли в палату. Я знал, что все кончено, ребёнка больше нет. Я опоздал. Я ошибся. Я лично посадил Соню в фирменный скоростной экспресс, и сам же разобрал рельсы на его пути. Всё полетело под откос. Там же сейчас лежало моё порванное в клочья сердце.
Соня, прости меня, если сможешь.
И…тоже, прости меня.
Я закуривал все новые и новые сигареты, то плавя до фильтра, то бросая после первых затяжек. Мерил шагами задворки больницы. Я постоянно то запускал руку в волосы, то потирал лицо, смахивая с него невидимую пелену в надежде, что это страшный сон, и я вот-вот проснусь.
Всё плохо.
Всё просто отвратительно.
Неужели, я в одиночку смог сотворить всё это? Господи, чем я думал?!
— Кристофер, я думаю, тебе стоит пойти к Софи. Когда она проснётся, именно ты должен быть рядом.
— Папа… — я вцепился в отца взглядом больной побитой собаки.
— Я знаю, сынок. Это всё ужасно, нам всем очень горько, но все уже произошло. И теперь имей мужество пройти через это. Софи намного хуже, чем тебе. Помимо душевной боли, у нее и физической предостаточно. Сейчас не время себя жалеть, просто иди и будь рядом.
Отец положил свою руку мне на плечо. Лучше б по морде съездил.
Тихонько войдя в палату, я посмотрел на спящую Софи. Бледная, как смерть, веки припухшие, губы в трещинах, волосы разметались по подушке в беспорядке. Казалось, даже во сне ей было больно.
Я не отвернулся, не в силах смотреть на нее, уставился в окно.
На улице кипела жизнь: люди, машины; все куда-то спешили. В этой суете совершенно незаметна чужая боль — её обычно затаптывают ногами. Жизнь продолжается.
Меня разъедало изнутри чувство потери. И не только настоящей, но и будущей — я теряю её, я теряю Теперь она, скорее всего, вернется в Россию. А я опять не хочу ее отпускать.
Повернувшись, я встретился с глазами Сони. Не знаю, как долго она наблюдала за мной — взгляд не выражал никаких эмоций.
— Привет, малыш, — идиотская фраза, но я и есть идиот.
— Зачем ты здесь? — голос хриплый, чужой.
— Как ты себя чувствуешь? — мы игнорировали вопросы друг друга, на которые не было ответов.
— Крис, не нужно…Ты не обязан тут торчать, — начала она.
— Софи, пожалуйста, успокойся. Я знаю, что делаю. Я хочу быть здесь, с тобой.
— Зачем?
— Малыш, послушай. Я понимаю, как тебе больно. Но мы вместе сможем это пережить. Жизнь продолжается и …
— Заткнись, Мэйсон! Можешь теперь с чистой совестью и свободной шеей катиться к своей голливудской красотке. Боже, если бы ты оставил меня в России, то мой ребенок был бы жив.
ЧТО? Что она сейчас сказала? Во мне все просто закипело.
— Что ты несешь? Забываешь, что это был так же и мой ребенок? — я сжал зубы.
— Не смей… — заорала Соня, — Можешь радоваться! Сбылась твоя мечта!
Радоваться? Да она спятила совсем!
— Ты хоть соображаешь, что говоришь? Разве это моя мечта? Разве я собирался на аборт?
Софи открыла рот, но ничего не сказала. Только смотрела на меня. Долго. А потом закрыла лицо руками.
Минута тишины. Я растерялся от стыда за свою несдержанность, а потом услышал всхлип. Соня, зажмурив глаза, роняла слёзы себе на грудь.
Меня начало тошнить от омерзения к самому себе. Я бросился к ней, обнял и прижал к груди. Она не сопротивлялась, просто рыдала, уткнувшись мне носом в рубашку.
— Прости меня, малыш, — зарываясь носом в её волосы, я гладил Софи по спине — Я ничего не хочу больше на этом свете, чем знать то, что ты когда-нибудь простишь меня. Я все сделаю, Софи. Любое твое желание, только скажи мне. Всё, что хочешь.
Она тут же затихла, замерла и проговорила:
— Я хочу больше никогда не видеть тебя.
Я сжал губы. Это конец.