– Теперь он встречается с этой короткошерстной
мымрой?
– Туся! – с упреком сказала Лиза. – Вера не
мымра. И потом, они действительно любят друг друга.
– Ты великодушна, как всегда, – заметила Туся.
– А я бы этого не потерпела! Не хочешь рассказать, как все произошло?
– Не сейчас. Я обязательно расскажу тебе, но в
другой раз. Наши отношения с Максимом были похожи на уютный камин около
которого можно обогреться, если продрог, и высушить одежду...
– Так это же то, что нужно, – печально
проговорила Туся.
– А мне бы хотелось настоящего огня, пожара,
костра, – разгорячилась Лиза.
– Угу, – подтвердила Туся. – Эти костры
известны еще со времен инквизиции.
Туся подумала о себе. Любовь к Егору была
таким костром – ярким, но уничтожающим, и Туся сейчас была бы совсем не прочь посидеть
около камина с чашкой кофе.
«Смешная Лизка, – думала она, – отказывается
от теплых и прочных отношений, и ради чего? Ради того, что ее уничтожит».
Тусе казалось, что она знает наверняка: любовь
– это зло, любовь – это то, что ранит и убивает.
– Зайдешь еще как-нибудь? – спросила она Лизу,
стараясь придать голосу беззаботность.
– Ага, – отозвалась Лиза. – Завтра. И каждый
день.
Простившись с подругой, Туся хотела вернуться
в палату, но почувствовала, что кто-то за ней наблюдает. Она оглянулась и
увидела, что на лестнице, куда вела приоткрытая дверь, на подоконнике сидит и
курит странный человек.
– Ой, – от неожиданности вскрикнула Туся.
– Ты меня испугалась? Неужели я такой
страшный? – невозмутимо спросил незнакомец.
Туся пригляделась к нему и отметила, что он
постарше ее, что у него длинные густые волосы, завязанные в хвост, брови,
сросшиеся на переносице, и смуглое лицо.
«Какой странный, – подумала Туся. – Никогда не
встречала людей с такой яркой внешностью».
И действительно, у незнакомца были вишневые,
как будто подведенные губы и темно-карие, бездонные глаза.
– И давно ты подслушиваешь? – спросила Туся.
– Я и не думал подслушивать, просто вышел
покурить, – и после паузы добавил: – Но слышал все.
Туся оторопело смотрела на незнакомца. Обычно
люди, даже если и подслушивают, считают нужным это скрывать. Но незнакомец был
не похож на других людей.
– Значит, уютный камин. Так, Туся?
– Откуда ты... – начала Туся, но остановилась
на полуслове. Она хотела спросить, откуда он знает, как ее зовут, но глупо об
этом спрашивать человека, который подслушал историю всей твоей жизни.
– Кстати, меня зовут Герман, – сказал он и
соскочил с подоконника. – И я – то, что ты ищешь.
Туся заметила, что Герман очень высокого роста,
на полторы головы выше ее самой.
«Какое редкое имя – Герман. И красивое,
подумала она. – Интересно, что он здесь делает?»
– Ты, наверное, думаешь, что я здесь делаю,
неужели я тоже ненормальный?
Герман произнес эти слова, кривляясь, нарочито
испуганным голосом, и Туся засмеялась.
– Так?
– Ну, почти, – все еще смеясь, ответила она.
– Я – в норме, – уже серьезно сказал Герман. –
Меня сюда родители устроили, чтобы от армии откосить. Знаешь, как это делается?
Напишут в карте, что я псих, и не придется два года в сапогах маршировать.
– А-а-а, – понимающе протянула Туся. Ясно.
– Я все слышал. Похоже, у тебя большое
разочарование. У меня тоже, и мне кажется, мы могли бы друг другу помочь.
Герман посмотрел на Тусю так, что ей стало
неловко, и она отвела глаза. Она знала, что понравилась ему, и от волнения ей
казалось, будто тропический цветок распускается у нее в животе.
«Он красивый, – думала Туся. – Если бы не
Егор, я бы, наверное, смогла его полюбить. – Но тут же одернула себя. – Я
только что его встретила. И встречу в больнице нельзя назвать романтической. Я
совсем его не знаю».
– Мне надо идти, – произнесла она, но не
сдвинулась с места.
– В какой ты палате? – спросил Герман. Туся
назвала.
– Я как-нибудь зайду к тебе вечерком.
Договорились?
«Какая наглость!»– подумала Туся.
– Договорились, – сказала она вслух.
7
Утром следующего дня Туся проснулась оттого,
что в палату, гремя ведром и шваброй, зашла тетя Поля и проворчала:
– Ухажер твой в дверь ломился – ни свет ни
заря. Пропустите, говорит, и все тут.
– Какой ухажер? – чуть хрипловатым со сна
голосом спросила Туся. Она оглядывалась по сторонам, силясь понять, где она
находится и чего от нее хотят в такую рань.
– Уж и не знаешь, кто к тебе ходит, цветы
носит? Ну и молодежь пошла! – Нянечка широко улыбнулась, отчего лицо ее стало
по-детски беззащитным, и протянула Тусе букет, который прятала за спиной.
– Это мне? – удивил ась Туся.
– Ну не мне же, – с притворным недовольством
отозвалась нянечка. – Хотя я бы не отказалась. Ничего не скажешь – видный
парень.
Туся села на кровати и взяла букет. Это были
гвоздики в шуршащей обертке, три белых гвоздики с красными прожилками.
– Его не пустили? – упавшим голосом спросила
Туся.
– Конечно, кто ж его пустит в такую рань.
Все-таки больница, а не проходной двор. А ждать он не мог, спешил, видно,
куда-то.
– В школу, – кивнула Туся. – У нас с этим
строго.
Тетя Поля уже вышла в коридор, гремя пустым
ведром, когда Туся вскочила с кровати и, как была, босиком и в пижаме,
бросилась за ней следом.
– Что он сказал? – прошептала она. – Он ничего
не просил мне передать?
– А как же! Я его спросила: ничего, дескать,
девчонке твоей не передать? А он и отвечает: «Сейчас Я ей несколько слов
черкну». Ну и написал тебе чего-то, разве ты не нашла в букете?
Туся не успела даже поблагодарить нянечку.
Она спешила прочесть заветную записку. «Какие
красивые цветы!» – подумала она и прикоснулась тубами к гвоздикам.
Действительно, в их листьях скрывалась записка – обычный лист в клетку, неровно
вырванный из тетради. Корявым почерком на нем было написано всего несколько
слов:
Дорогая Туся!
Не вешай нос, завтра вечером зайду тебя
навестить. Бегу в школу, у нас сегодня контрольная. Главное – выздоравливай, и
тогда все будет хорошо.
Целую.
Твой Т.
Туся крепко зажмурилась, а когда открыла
глаза, письмо по-прежнему было у нее в руках. Это не сон. Она не могла поверить
своему счастью.
