– Лучше вообще все оформить как несчастный случай. Шайтан, это возможно? – обернулся Художник к своему приятелю.
– Очень трудно, – протянул Шайтан.
– Чего, страшно, Шайтан, да? – осклабился Брюс.
– А я отвык бояться. Ты бы дерьмо ложкой жрал там, где я побывал, – скучающими, прозрачными глазами уставился на Брюса Шайтан.
– Ладно, хватит, – поднял примирительно руку Художник. – Так как, Шайтан?
– При чем тут Шайтан? – вдруг раздраженно воскликнул Хоша. – Художник, ты что тут поручения раздаешь?
Художник только пожал плечами и замолчал.
– Брюс, ты что думаешь? – спросил Хоша.
Тот произнес бесшабашно:
– А что тут думать? Чего мы, какого-то козла не завалим? Ха…
– Неделю вам. Двенадцать тысяч зелени.
– Они завалят не тело, а дело, – негромко произнес Художник.
– Вы одни здесь доки. А остальные так, лохи необученные, – со злостью произнес Хоша. – Так?
– Да нет. Пускай работают, – махнул рукой Художник. – Они парни реактивные.
– Гы, – ухмыльнулся Башня.
Все произошло так, как и ожидал Художник.
Башня и Брюс не нашли ничего лучшего, как взять два автомата и четыре магазина. Прихватили с собой еще одного, такого же отвязного, как и они сами, «быка» по кличке Стручок. И отправились чинить неправедный суд.
Было известно, что к престижному дому на улице Ворошилова утром подъезжает серая «Шкода» – машина для директора такого предприятия вызывающе скромная. Охранник поднимается наверх, спускается с директором «Эльбруса» вниз, и последний едет на завод ударно трудиться и заливать область водкой.
То утро ничем не отличалось от других. Охранник, привычно прикрывая Палубова, оглядываясь, вышел из подъезда. Тут и вырулила из-за угла машина с веселыми киллерами.
Застрекотал автомат.
Шофер «Шкоды» вывалился из машины, схоронился за ней. Охранник, успев оттолкнуть Палубова, простреленный, рухнул на асфальт. А директор, не задетый пулями, кинулся обратно в подъезд. Он умудрился распахнуть дверь, когда его настигли пули. Стручок ринулся за ним добивать, тут водитель «Шкоды» из-за своей машины и всадил в него пулю, после чего открыл по киллерам огонь.
Стручок сумел добежать до «жигуля», который они угнали только что, и упал на заднее сиденье. Башня рванул машину вперед, а Брюс высадил весь магазин в отстреливающегося шофера, но так и не попал.
«Жигули» вырвались, как ошпаренный мул, со двора и, резко набирая скорость, устремились по улице Ворошилова, сбив бабку с авоськами.
Брюс и Башня вернулись в полуразвалившийся домик на окраине города, который снимала команда для разных деликатных дел. Там ждали Художник и Хоша, которые увидели своих бойцов не с победным рапортом, а с повисшим на руках Стручком в полубессознательном состоянии. Иногда разум его прояснялся, и он хрипел:
– Врача, братаны… Умираю… Плохо, больно… Пожалуйста…
– Так получилось, да… Случайность, – возбужденно бормотал Брюс. – Охранники очень быстрые оказались, да.
Хоша зло посмотрел на него. Его тоже уже начинали доставать залеты этой парочки.
Тут на сотовый Художника позвонил Гринберг. Водочный заправила истошно кричал, нисколько не стесняясь, зная, что сотовые телефоны не прослушиваются:
– Он жив! Понимаешь, жив!
– Понимаю.
– И говорить начнет! У его палаты двое ментов!
– Ничего, решим проблему, – сказал Художник и отключил телефон. – Гринберг в гневе. Говорит, директор жив.
Хоша повернулся к покрасневшему Брюсу:
– Ты говорил, что он мертв.
– Может, ранили.
– Бабки с вас снимаются, опездолы! – воскликнул Хоша и ударил ладонью о ладонь. – Что делать?
– Надо разузнать ситуацию, – сказал Художник.
Он сел в машину и отправился на разведку. К вечеру расклад был ясен.
– Два омоновца у палаты. Сам Палубов пока в сознание не пришел, – сообщил он Хоше. – Клистир сказал.
Такая кличка была у своего человека в горбольнице. Он работал врачом и часто оказывал команде услуги – выковыривал у бойцов пули после перестрелок.
– Он подъедет Стручка посмотреть? – осведомился Хоша.
– Обещал… Надо доводить дело до конца, – сказал Художник. – Только Брюса и его оруженосцев к этому не подпускать. Им в «Зарницу» бы играть, дуроломам…
Клистир подъехал в дом вечером. Осмотрел Стручка и заключил:
– Плохо дело. Его бы в стационар надо.
– Хорошо, подумаем, – кивнул Хоша и протянул врачу деньги.
Когда Клистир уехал, Художник сказал:
– Стручка надо кончать.
– Надо, – со вздохом кивнул Хоша.
– Пусть кто заварил кашу, те и кончают…
Брюс, услышав, что надо убить кореша, резко воспротивился:
– Не я! Стручок, он же… Это братан настоящий! Верный братан! Нет!
– Брюс, ты виноват, – спокойно произнес Художник. – А вину надо заглаживать.
Брюс сглотнул, потом вынул пистолет.
– Ты стрелять будешь? – спросил Художник.
– Ну…
– Брюс, так не делается. Ты переполошишь всю округу. На, – протянул Художник ему подушку.
Брюс потряс головой.
– Что, привык из пистолета шмалять, чистоплюй! А ты ножом поработай! – Художник протянул ладонь, и Брюс нехотя отдал ему пистолет.
– Я так не могу! – воскликнул он.
Художник передернул затвор, невзначай направил ствол ему в лоб и змеино улыбнулся.
Брюс, шатаясь, пошел в соседнюю комнату. Не было его долго. Наконец он появился и выдавил:
– Сделано…
Теперь надо было решать, как поступить с директором. Зашвырнуть в его палату гранату? Проникнуть в палату через окно? Заскочить в коридор, расстрелять омоновцев… Варианты один другого хуже. А время подпирало…
Но утром позвонил Клистир и сообщил:
– У нас несчастье. Умер Палубов.
– Вот ведь судьба какая, – сказал Художник.
После этого Художник отщелкал номер Гринберга.
– Дела на поправку идут.
– Что?! – воскликнул замдиректора по коммерческой части «Эльбруса».
– Проблема решена.
– Как?!
– Остап Бендер говаривал – у нас длинные руки. – Художник отключил телефон, положил трубку перед собой и только тогда перевел дыхание. Хорошо, когда проблемы решаются сами собой. И плохо, когда они возникают от тех, кто должен помогать их решать.
