Как только Наполеон добрался до гостиницы «Три дофина», перед гостиничным балконом появилась группа рабочих с многопудовыми обломками городских ворот. Услышав их призывный шум, император предстал перед ними на балконе. Рабочие, обращаясь к нему, как к своему Богу, на «ты», огласили следующее заявление: «За неимением ключей от Твоего дорогого города Гренобля мы вручаем тебе его ворота»
[1549].
На следующий день Наполеон принял глав всех гражданских ведомств Гренобля (кроме немногих, бежавших из города)
[1550] и командующих всеми родами войск. На этом официальном приеме он сделал, уже как государь, ответственные заявления, два из которых произвели наибольший эффект. Во - первых, император заострил свою коронную мысль: он «пришел спасти крестьян от грозящего им со стороны Бурбонов восстановления феодального строя, пришел обеспечить крестьянские земли от покушений со стороны дворян - эмигрантов». Во - вторых, он «обещал полное прощение всем, кто встанет на его сторону, и утверждал, что сам же, отрекшись от престола, советовал своим приближенным служить Бурбонам и освободил их от присяги ему, императору. “Но Бурбоны показали, что они несовместимы с новой Францией”»
[1551].
В тот же день, 8 марта, Наполеон имел в Гренобле и два заинтересовавших его неофициальных приема. К нему в гостиницу пришел его бывший (школьный) учитель математики. Очевидец их встречи Л. - Ж. Маршан вспоминал: «Император, находившийся в своей комнате, подошел к двери, чтобы приветствовать учителя, обнял его и в течение нескольких минут беседовал с ним: тот был в восторге от полученного приема»
[1552]. А вот рассказ того же Маршана о другом неофициальном визите к Наполеону в Гренобле: «Графиня Маршан, супруга генерала, не покинула Гренобль вместе с мужем; она пришла к императору, чтобы сообщить ему, что ее муж не мог встать на его сторону, поскольку не хотел оказаться предателем данной им клятвы верности королю, но станет последователем дела императора, как только король оставит королевство. Император проявил по отношению к этой даме верх любезности, на которую был способен
[1553], заверив гостью, что он с большим удовольствием встретится с ее супругом (получившим от Наполеона и чин генерала, и титул графа. - Н. Т.). Сам генерал Маршан не счел удобным лично нанести визит императору»
[1554].
В 14 часов того же дня Наполеон устроил в Гренобле смотр войскам перед выступлением в поход на Лион. Он был приятно удивлен тем, что «накануне 6000 солдат надели на себя старые трехцветные кокарды, которые они хранили в своих ранцах на память об их прошлой славе»
[1555]. Главное же, теперь император вновь ощутил себя настоящим повелителем Франции. Из Гренобля к Лиону он повел 7,5 тыс. преданных ему солдат с 30 орудиями. При необходимости он уже мог бы сразиться в открытом бою с королевскими войсками, но по-прежнему верил в бескровную победу над Бурбонами, ибо считал, что «вообще никаких королевских войск во Франции нет и никогда не было, а есть войска его, наполеоновские, императорские, которым пришлось по несчастному случаю пробыть 11 месяцев под чужим белым знаменем»
[1556].
Вдохновляла императора и безоговорочная поддержка народных масс. На всем пути от Гренобля до Лиона «толпы крестьян, и толпы огромные, исчисляемые свидетелями в 3 - 4 тыс. человек, шли за Наполеоном и его войсками, стекаясь к нему, провожая его от села к селу и сменяясь в каждом новом пункте новыми толпами; одна толпа крестьян как бы передавала его другой толпе, принося припасы, предлагая всякую помощь. Толпы, меняясь в составе, не уменьшались в числе»
[1557]. При этом крестьяне (как, впрочем, и мастеровые из городских поселений) искали случая для любого, пусть даже мимолетного, общения с Наполеоном: «...все жаждали поговорить с ним, прикоснуться к нему или хотя бы на него взглянуть. Они карабкались на его карету, влезали на запряженных в нее лошадей, со всех сторон кидали ему фиалки и примулы. Короче говоря, Наполеон все время находился в объятиях своего народа»
[1558].
Между тем роялисты делали все возможное для того, чтобы не пустить Наполеона в Лион и здесь положить конец его триумфальному маршу. Возглавили оборону города прибывшие 8 марта из Парижа два будущих короля Франции - граф д’Артуа и герцог Орлеанский. Но брат Людовика XVIII, «еще больший роялист, чем сам король», как о нем говорили, настроенный и защитить Лион, и потом (по напутствию от короля) «гнаться за Бонапартом», сразу пережил в Лионе горькое разочарование. «Он с ужасом обнаруживает, сколь малочисленны имеющиеся в его распоряжении силы: вместо 30 - 40 тыс. солдат, обещанных Сультом
[1559], всего лишь гарнизон в 6 тыс. человек и одна тысяча национальных гвардейцев. Он оказывается в численном меньшинстве, тогда как всего два дня назад предполагал, что будет сражаться тридцатью против одного!»
[1560] Немного успокоил королевского брата маршал Ж. Э. Макдональд, который прибыл в Лион от короля 9 марта. Прикинув, что для защиты хорошо укрепленного города достаточно будет 6-тысячной дивизии генерала М. С. Брайе при поддержке Национальной гвардии, маршал распорядился срочно забаррикадировать все мосты через реки Рона и Сона (Лион стоит у слияния этих рек) и предложил графу д’Артуа собрать все войска на смотр, дабы вдохновить их самим присутствием королевских особ.
Смотр прошел на заре 10 марта под проливным дождем и не просто разочаровал, а морально травмировал, унизил и перепугал обоих будущих королей. О том, как все это было, в тот же день расскажет Наполеону присутствовавший на смотре генерал Брайе. Едва солдаты выстроились, Макдональд представил им графа д’Артуа и герцога Орлеанского, а затем обратился к солдатам с зажигательной речью, призывая их как «истинных патриотов» к борьбе против Наполеона во имя присяги на верность Людовику XVIII. Заканчивая речь, Макдональд прокричал: «Да здравствует король!» В ответ со стороны солдат - гробовое молчание. Цитирую далее рассказ Брайе в передаче Маршана: «Граф д’Артуа остановился перед пожилым солдатом из 13-го драгунского полка, имевшим несколько шевронов
[1561] на рукаве мундира, и сказал ему: «Подойди сюда, мой добрый солдат, и крикни: “Да здравствует король!”. - “Нет, милорд, я не могу сделать это. Мы не будем сражаться против нашего отца”. Этот ответ разъяснил все. Повернувшись к генералу Брайе, стоявшему поблизости, граф д’Артуа сказал: “Теперь нет ничего, на что можно было бы надеяться”»
[1562]. В отчаянии д’Артуа ретировался со смотра и без промедления умчался из Лиона в Париж. Герцог Орлеанский последовал за ним.
