Тем временем Бурбоны, все глубже впадая в мстительный раж, взялись перетряхнуть Институт Франции - по тому же принципу «дебонапартизации». Институт Франции (L'Institute de France) - так с 1806 г. до наших дней называется высшее научное учреждение страны, в состав которого входят Академия наук и еще четыре академии. По указу Людовика XVIII были исключены из Института 15 членов всех пяти академий (вместе с Наполеоном, Жозефом и Люсьеном Бонапартами - Л. Н. Карно, Г. Монж, Ж. Л. Давид, А. Грегуар и другие «бонапартисты»). Этот указ «ошеломил народ»
[1478], тем более что места общеизвестных корифеев отечественной политики, науки и культуры заняли безвестные, но преданные новому режиму дельцы.
Людовик XVIII так наглел, что пытался даже показать себя по меньшей мере равным в компании монархов шестой коалиции (ведь «Бурбоны знатнее Романовых!») и независимым от них. Когда в январе 1815 г. Александр I начал с ними переговоры о возможном бракосочетании своей сестры великой княжны Анны Павловны (той самой, в руке которой было отказано Наполеону!) с племянником короля герцогом Беррийским, король отклонил предложение императора, вторично унизив его (вспомним стул вместо кресла в Компьене!). Н. К. Шильдер видел в этом происки вездесущего Талейрана, из-за которых будто бы и расстроились эти переговоры
[1479]. Но не повлиял ли главным образом на решение короля его брат, «дикий барин» д’Артуа - отец герцога Беррийского? Может быть, он предпочитал женить сына на принцессе из более цивилизованного мира (например, из любимой им Англии), чем эта «медвежья страна», какой представляли себе на Западе Россию? Так или иначе, герцог Беррийский остался холостым до того дня, когда бывший конюх Наполеона Лувель покончил с ним ударом кинжала.
Между тем, как справедливо указывал А. 3. Манфред, становилось все более очевидным для всех, кто не был слеп, что «за несколько месяцев новая власть, являвшаяся на деле возвратом к давно отвергнутой старине, сумела восстановить против себя весь народ. Крестьяне опасались, что помещики, старые сеньоры и церковники отнимут у них землю, восстановят старые феодальные тяготы и поборы. Многие новые собственники боялись за свои владения: их права ставились под сомнение. Возникла угроза нового перераспределения собственности, на сей раз в интересах вернувшихся вместе с королем эмигрантов»
[1480].
Зашевелилась и оппозиция Бурбонам, причем разного толка - не только бонапартистского, но и якобинского и умеренно - либерального. Ее различные течения представляли авторитетные не только во Франции, но и в других странах политики, литераторы, ученые: Мари Жозеф Поль Лафайет, Пьер Франсуа Реаль, Бенжамен Констан и неугомонная мадам Жермена де Сталь, которая ранее боролась за свободу слова против Наполеона, а теперь «впадала в конституционное бешенство» против Бурбонов
[1481]. Застрельщиком оппозиции выступил Лазар Никола Карно - знаменитый «организатор побед» Французской революции, член Директории и военный министр Наполеона. Людовик XVIII уволил его из Института Франции, но не репрессировал, уделив ему скромное место генерального инспектора инженерных работ. В сентябре 1814 г. Карно обнародовал свое диссидентское «Письмо к королю», которое распространялось по стране нелегально, поскольку продавать его в книжных лавках власти Бурбонов запретили (издатель «Письма» был даже привлечен к суду). Автор «Письма» очень смело и, главное, доказательно обвинял Людовика XVIII в том, что он провозгласил себя «Королем милостью Божией» вопреки мнению своего народа и лишь по воле чужеземных правительств
[1482].
Видя неустойчивость режима Бурбонов, оппозиционеры разных мастей стали строить заговоры с целью заменить архаичного во всех отношениях Людовика XVIII более современным правителем. Они остановили свой выбор на кандидатуре Луи Филиппа, герцога Орлеанского (он действительно станет королем Франции, но лишь в результате Июльской революции 1830 г., и будет свергнут Февральской революцией 1848 г.). Впрочем, заговорщики готовы были подобрать для французского трона и другую кандидатуру (называли даже Евгения Богарне) - только бы сместить Людовика XVIII! «Общая ненависть, - читаем о них у Э. Лависса и А. Рамбо, - объединяла этих людей, коренным образом расходившихся в остальном. Важно было свергнуть Бурбонов. А там будет видно»
[1483].
Там заговорщики очень скоро увидели, что их анонимное письмо к Луи Филиппу с предложением возглавить заговор тот передал Людовику XVIII, причем «открыто выразил ему свою поддержку»
[1484]. После такой незадачи «орлеанисты», как стали их называть, выжидательно присмирели.
Людовик XVIII был не слишком обеспокоен информацией о заговоре «орлеанистов». Гораздо больше тревожило его все (вплоть до мелочей), что было связано с Наполеоном, - каков он на Эльбе, чем занимается и с кем связан, и не замышляет ли чего против кого-либо? По совету Талейрана он отправил на Эльбу для наблюдения за императором многолюдье шпионов, которые очень старались заслужить благосклонность короля и проникали в поисках информации во все возможные щели. Если им не удавалось найти ничего стоящего, они сочиняли порочащие Наполеона небылицы, которые, по их разумению, должны были понравиться королю. Очень живо рассказано об этом шпионском «фестивале» в книге Винсента Кронина. «Почти на каждом корабле приплывали шпионы, переодетые монахами, моряками или коммерсантами. Они втирались в доверие к лакеям и кучерам Наполеона, и было их так много, что они мешали друг другу. А назад отправлялись их донесения для публикации в проправительственных газетах: Наполеон страдает неприличными болезнями; Наполеон, преступный любовник собственной сестры Полины, гоняет взад - вперед на парадах свою игрушечную армию и адмиралом флота сделал лейтенанта, страдающего морской болезнью. Он теперь под стать королю Гаити, который командует неграми и обезьянами. Потоки пролитой им крови, которые мерещатся ему везде, заставляют этого современного Аттилу таскать свою железную кровать по всему острову в безысходных поисках покоя»
[1485].
Тем временем европейские монархи - победители Наполеона съехались на международный конгресс в Вену, чтобы переделить освобожденную от «ига Наполеона» Европу. Венский конгресс (1 октября 1814 г. - 9 июня 1815 г.) стал самым представительным в истории дипломатии и остается таковым доныне: Европа прислала в Вену глав 216 государств (сегодня их нет столько во всем мире), а именно двух императоров, пять королей и 209 государей княжеского достоинства. Впрочем, две сотни карликовых княжеств, герцогств, курфюршеств были статистами. Все дела на конгрессе решал квинтет великих держав - России, Англии, Австрии, Пруссии и принятой в их команду роялистской Франции. Внутри же квинтета главную роль взял на себя Александр I. В отличие от других монархов, которые вверили дипломатическую канитель своим министрам, а сами предались развлечениям, царь занимался делами так, что о нем говорили: «Он хочет сам быть своим представителем»
[1486].
