На следующий день Наполеон вызвал к себе маршалов, чтобы изложить им свой план битвы за Париж. Собрались в его приемной Л. А. Бертье, М. Ней, Ф. Ж. Лефевр, Ж. Э. Макдональд, Н. Ш. Удино и Б. А. Монсей
[1352]. Их реакция на призыв императора была прямо противоположной солдатскому энтузиазму. Уныло понурившись, маршалы долго молчали, а потом Мишель Ней, «храбрейший из храбрых», сказал то, о чем они все думали: «Государь, армия не пойдет на Париж». Макдональд добавил: «Армия не хочет подвергнуть Париж участи Москвы». «Она повинуется мне!» - жестко заявил Наполеон. «Нет, государь, она повинуется своим генералам». - «Чего же вы хотите, господа генералы?» Маршалы чуть не хором ответили: «Отречения».
Взгляд, которым Наполеон обвел взбунтовавшихся соратников, сулил им один из тех взрывов ярости, что приводили в содрогание самых мужественных людей. Но на этот раз император пересилил себя. «Ступайте, господа! - отпустил он маршалов.-я подумаю и скажу вам свое решение».
Думал он недолго. Мог ли он теперь рассчитывать на сражение, если все бывшие при нем маршалы отказывались сражаться? Грустно было ему видеть их «усталыми, деморализованными, обуржуазившимися и оппортунистически настроенными»
[1353]. Вероятно, он вспоминал в те минуты не только об их отваге и верности ему, императору, но и о тех наградах, которыми он их осыпал. Ведь каждый из них получал солидные оклады (40 тыс. франков в год против 10 - 15 тыс. у генералов), а кроме того, многочисленные доплаты (квартирные, на лошадей, на фураж и пр.) и, главное, роскошные замки, поместья, ежегодные и пожизненные ренты в сотнях тысяч франков золотом
[1354]. Риск лишиться всего, накопленного за долгие годы кровопролитнейших войн, стал для них у необоримым. Может быть, в те минуты Наполеон задумался и над предостережением Макдональда если не об «участи Москвы» (сгоревшей в 1812 г. более чем на три четверти), то о возможных разрушениях любой части Парижа.
Как бы то ни было, Наполеон быстро набросал текст добровольного отречения от престола в пользу своего трехлетнего сына - Римского короля - при регентстве императрицы Марии-Луизы. Затем он вновь пригласил к себе маршалов и сам зачитал им написанное. Вот что они услышали: «Поскольку союзные державы провозгласили, что Наполеон-единственное препятствие к установлению мира в Европе, император Наполеон, верный своей присяге, объявляет, что он готов оставить трон, покинуть Францию и даже отдать жизнь на благо отечества - благо, неотделимое от прав его сына, регентства императрицы и законов Империи»
[1355]. Маршалы восприняли этот текст с воодушевлением. Они не хотели ни затянувшихся войн Наполеона с феодальными коалициями, ни возвращения Бурбонов, от которых могли пострадать за свою службу революции и Наполеону. Согласимся с мнением Рональда Делдерфилда: «Регентство, которое обещало быть долгим, давало им надежду спокойно и не теряя своих заслуг дожить до старости в мире и достатке»
[1356]. Выслушав льстивую риторику воспрянувших духом маршалов, император назначил депутацию с поручением доставить подписанный им документ в Париж к Александру I. Ее составили маршалы Ней и Макдональд и министр иностранных дел (бывший когда-то послом Франции в Петербурге) А. Коленкур.
Тем временем в Париже Талейран развил бурную, изощренно - коварную деятельность по подготовке реставрации Бурбонов. Начал он с того, что недосягаемо возвысил свой престиж в глазах роялистов. Вот как он это сделал. Старый лис больше, чем кто-либо, понимал, что в лагере шестой коалиции решающим будет голос самого авторитетного из «братьев» - монархов - Александра I. Узнав, что российский император намерен поселиться в Елисейском дворце, Талейран отпугнул его от такого намерения анонимными сведениями о том, что дворец будто бы заминирован, и тут же предложил к услугам царя и его свиты свой дом - великолепный, в три этажа, особняк на ул. Сен-Флорантен, возле сада Тюильри
[1357]. Александр I занял 16 комнат на втором этаже особняка и провел там две недели
[1358].
Между тем Талейран, козыряя близостью к своему могущественному «квартиранту», ретиво занялся оформлением переходного (от Наполеона к Бурбонам) режима, в котором он отводил себе главную роль. Уже 1 апреля он собрал у себя дома 64 из 140 сенаторов (в том числе двух старейших маршалов Империи - 72-летнего Ж. М. Ф. Серрюрье и 79-летнего Ф. Э. К. Келлермана). Объявив эту посиделку пленарным заседанием Сената, Талейран вотировал - без кворума и без прений! - декреты о низложении Наполеона и создании Временного правительства
[1359]. Главой правительства Талейран, естественно, «избрал» себя, а военным министром предложил избрать генерала П. Дюпона, еще пока не освобожденного из тюрьмы, где он сидел уже шесть лет за капитуляцию перед испанскими партизанами при Байлене в 1808 г.
Итак, 4 апреля три депутата от Наполеона прибыли из Фонтенбло в Париж. Александр I принял их в доме Талейрана джентельменски любезно, дал им понять, что согласится с их предложением, но отложил окончательное решение на завтра, поскольку должен был посоветоваться с «братьями» - монархами. Назавтра же все обернулось иначе.
Утром 5 апреля Александр принял депутацию в присутствии Фридриха - Вильгельма III и министров коалиции (Франц I и здесь отсутствовал)
[1360]. Ней, Макдональд, Коленкур в три голоса высказались за вариант отречения, предложенный Наполеоном, подчеркнув, что у него еще много преданных войск и поэтому нельзя доводить его до крайности. Когда им уже показалось, что «братья» - монархи соглашаются с ними, вошел адъютант Александра и что-то вполголоса сказал царю. Коленкур, понимавший по-русски, расслышал два слова: «шестой корпус». Царь, подставив ухо адъютанту, переспросил: «Весь корпус?» Тот ответил: «Весь!» Александр встал, извинился перед депутацией и увел короля и министров на совещание. «Все кончено!» - сказал Коленкур маршалам. Действительно, Александр вышел к ним уже в другом настроении. Он объявил, что наполеоновская армия, о которой маршалы так хорошо говорили, уже раскололась: весь 6-й корпус маршала Мармона перешел к союзникам. Поэтому союзные государи требуют, чтобы Наполеон отрекся от престола без всяких условий. При этом, как подчеркивает Е. В. Тарле, «союзники настоятельно просили не откладывать акта отречения», ибо «побаивались гражданской войны и солдатской массы, в которой по-прежнему обнаруживалось полное повиновение Наполеону»; безоговорочное же и скорое отречение Наполеона «могло предотвратить опасность смуты»
[1361].
