По данным разных источников, обобщенных в трудах А. Вандаля и А. 3. Манфреда, не только Сьейес, но и вся Директория, а вместе с ней многие министры, генералы и депутаты обоих парламентских советов стали лихорадочно искать какие-либо, вплоть до экзотических, казусных, меры спасения. В ночь с 15 на 16 сентября, через два дня после того как Совет пятисот отказался объявить отечество в опасности, Директория провела экстренное совещание. В нем приняли участие все пять директоров, все (!) министры - от военного до финансов, 10 генералов и 20 депутатов обоих Советов. А. 3. Манфред обнаружил в архиве внешней политики России письмо от 20 сентября 1799 г. из Парижа в Петербург «двух роялистов, пожелавших скрыть свои имена», с информацией об этом совещании. В этом письме говорилось: «Все единодушно пришли к убеждению, что далее невозможно сохранять Республику и что, следовательно, необходимо заняться восстановлением монархии и решением вопроса о монархе. Одни предлагали младшего принца Орлеанского
[1050], другие - испанского инфанта
[1051], третьи - герцога Йоркского
[1052], иные - герцога Брауншвейгского
[1053]. Сьейес, который, как президент Директории, заключал последним, убеждал совещание, что единственный способ достичь мира - это пригласить законного монарха, что могущественный Павел I это всегда бы поддержал без слов
[1054] и что без Людовика XVIII войны и волнения будут бесконечны»
[1055].
В другом сообщении из Парижа в Петербург от 22 сентября 1799 г. говорилось, что «план аббата Сьейеса - посадить на трон герцога Орлеанского»
[1056]. Публикуя эти документы, А. 3. Манфред оговорился: он считал, что к ним «нужно отнестись критически, и трудно установить, какую долю истины они отражают»
[1057]. Но тот факт, что Сьейес и К0 искали оптимальный вариант выхода из кризиса, очевиден. Такой авторитетный и осведомленный современник, как бывший в те дни министром юстиции, а впоследствии - второй консул Франции Жан Жак Режи Камбасерес, прямо свидетельствовал: «Сьейес прислушивался к предложениям, исходившим от герцога Орлеанского; в то время другом и поверенным Сьейеса был Талейран, и переговоры с агентами герцога велись через его посредничество»
[1058]. Комментируя это свидетельство, Вандаль заключает: «Во всех интригах того времени видна рука Талейрана; она служит между ними связующим звеном, примеряет и мешает вместе все комбинации».
Может быть, именно Талейран подсказал Сьейесу, а возможно, они продумали сообща оригинальную идею: учредить во Франции «королевскую власть революционного изделия», которая была бы «из всех реакций наименее реакционной»
[1059]. Так два бывших аббата, по существу, предвосхитили наполеоновскую идею coup d’état 18 брюмера. Впрочем, тогда они еще не рассчитывали на генерала Бонапарта, предпочитая пригласить на трон «революционного изделия» кого-либо из державных особ - как французских, так и чужеземных. Но при этом не исключался изначальный вариант Сьейеса: подбором для «головы» (Директории) сильной, надежной и послушной ему лично «сабли».
После гибели Жубера в качестве таковой Сьейес попытался использовать генерала Моро. К вечеру 13 октября он ждал только что прибывшего из Италии генерала у себя в Люксембургском дворце. «Захватив Моро, тотчас по приезде, пока он не успел еще осмотреть- ся, Сьейес рассчитывал победить его колебания и уговорить его стать во главе переворота», - так описывал их встречу А. Вандаль. Но в тот момент, когда Моро вошел в кабинет президента Директории, Сьейесу принесли сенсационное известие: Бонапарт возвратился из Египта во Францию! Моро тут же воскликнул: «Вот тот, кто вам нужен! Он вам устроит переворот гораздо лучше меня!»
[1060]
2. Канун переворота
Правительство и народ Франции отреагировали на возвращение Наполеона из Египта диаметрально по-разному, что и следовало ожидать. Еще когда Наполеон был в Египте, авторитетный юрист Французской революции, бывший заместитель прокурора Парижской Коммуны
[1061] 1792 г. Пьер Франсуа Реаль писал о нем в тюрьму своему знаменитому единомышленнику Филиппо Микеле Буонарроти: «Этого человека ненавидит правительство и обожает народ»
[1062].
Первая реакция Директории, а также близких к ней министров и депутатов на ошеломляющую новость «Бонапарт во Франции!» была патологически нервозной. По воспоминаниям П. Барраса, Сьейес на расширенном заседании Директории с участием депутатов Законодательного собрания поставил на обсуждение вопрос о том, что генерал Бонапарт вернулся без разрешения правительства и, главное, без армии. Директор Мулен тут же сделал из этого факта логичный вывод: следовательно, главнокомандующий Восточной армией должен быть осужден как дезертир. Депутат Совета пятисот, адвокат с очень длинными именем и фамилией Антуан-Жак-Клод- Жозеф Буле де ла Мерт пошел еще дальше: «В таком случае я готов лично разоблачить Бонапарта завтра на трибуне Совета и объявить его вне закона!» Сьейес с присущей ему осмотрительностью заметил: «Это повлечет за собой расстрел, что чревато нежелательными последствиями, даже если Бонапарт его заслужил». Буле де ла Мерт стоял на своем: «Это детали, в которые я не желаю вникать. Если мы объявим Бонапарта вне закона, будет ли он гильотинирован, расстрелян или повешен, - это лишь способ исполнения приговора. Мне наплевать на это!»
[1063]
