Женя зашла в комнату. Петька переодевался после смены, она подкралась и обхватила его потную тощую спину с торчащими ребрами и родинкой под правой ключицей.
– Поймала! Поймала!!
Петька рефлекторно дернулся и неловко повернулся, двинув Женьку локтем.
– Ай! – Женька отпустила его и прижала ладонь к разбитому носу. – Ну что за адиёт! Ну все испортил, как всегда! – Она села на кровать и задрала голову.
Испуганный Петька грохнулся на колени и схватил Женьку ладонями за лицо:
– Ну дай поцелую носик! Боже, до крови!
– Крови больше не будет, – торжественно сообщила Женька.
– Да вон льется! Дай я ключи приложу, – Петька подскочил к «шарманке».
– Да стой ты, заполошный.
Она с разбитым носом встала перед ним, выпятив грудь и уперев руку в бедро:
– Петр Иванович, я сказала, что крови больше не будет, – она посмотрела на него и, выдержав паузу, добавила: – ближайшие восемь месяцев. Кто-то таки удачно выстрелил на пляже.
Петька замер над чемоданом. И оглянулся.
Женька расплылась в улыбке.
Петька схватил ее под коленки, поднял и закружил по комнате. Женька лупила его по голове:
– Поставь! Сейчас же! Боюсь! Сейчас точно что-то еще сломаешь!
Лидия Ивановна Ланге немного волновалась. Сегодняшний вечер должен быть безупречным. Все ее вечера были такими. Она, как шары в бильярде, одного за одним выбила из профессорской квартиры всех уплотненных пролетариев. Интриговать она умела в разы круче покойного Вайнштейна. В свободной комнате установили бильярдный стол, две другие вернули в дореволюционную анфиладу – раскрыли и переоборудовали под шикарную гостиную с кабинетным роялем.
Василий Федорович Ирод поцеловал ей ручку.
– Лидочка, вы – настоящее сокровище, клад. Вы же сама знаете… – Он осклабился: – Ой сколько всего вы знаете…
– Василий Федорович, ну что вы, я – обычная глупая домашняя курица. Из всех моих достоинств – только горячая любовь к новой культуре и власти советов. За это мне можно простить маленькие мещанские радости.
Василий Федорович приподнял бутылку:
– Хороши радости, голубушка, а где вы берете французское шампанское?
Лида подмигнула:
– Да что вы, бутылки старые, а содержимое совершенно новое – одесского завода шампанских вин. Все как со мной – старая упаковка, но совершенно правильное красное содержание.
– Милочка, вы – прирожденная Мата Хари с такой внешностью и умом.
– Ой, бросьте, я совершенно не интересуюсь танцами. Тем более, она была из приличной семьи, а у меня, увы, вполне рабочее происхождение. Простите, заболталась с вами, иду к другим гостям, – она потреплет Василия Федоровича по плечу и пойдет в соседнюю комнату. Чекист выглянет.
Лида, ослепительно улыбаясь, будет протягивать руку огромному неуклюжему мужчине:
– Рада видеть вас на нашем журфиксе. Лидия Ланге.
Мужчина вместо поцелуя пожал ее ладонь и широко улыбнулся:
– Сережа. Сергей Эйзенштейн.
– Ах ты гад! Ах ты сволочь! Стой, скотина!
Нюся Голомбиевская из-за внезапных женских дней отменит клиента и решит прогуляться в синематограф. В незабываемый «Аполло» она не пойдет. А вот Художественный театр-иллюзион, нынче кинотеатр имени товарища Фрунзе, обещал комедию «Теплая компания». Сеанс начался, но Ривка растерла ноги новыми туфлями и наотрез отказалась искать другие развлечения.
– Пошли уже! – ныла она, прихрамывая по фойе.
В темноте они под шиканье билетера уселись с самого краю в последнем ряду.
– Боже, дети совсем, смотри, – Ривка толкнула Нюсю – перед ними чуть в стороне самозабвенно целовалась юная парочка. Девицу было не видно – над ней нависал мальчишка. Нюся повернулась, парнишка на секунду оторвался, и она увидела знакомый незабываемый карикатурный профиль.
– Ой умора! Это ж Котька Беззуб! Это ж к кому он так присосался?
– Нюся, сядь, да сядь ты, не смущай пацана, – Ривка дергала Нюсю за подол.
– Да я ж помру от любопытства до конца фильмы, уже не десять минут ждать. – Она приподнялась и сделала шажок по ряду в неприличной позе, попой кверху. Ривка давилась от хохота в платочек.
– Эй, – хихикнула она, – Беззуб! Чего не в школе?
Котя испуганно оглянулся и ойкнул.
При свете прожектора Нюся наконец увидела его пассию.
– Ах ты проститутка!! Зараза малолетняя! Марш домой! Ноги вырву!
Рыжая Полька с визгом стала выкарабкиваться из ряда в противоположную сторону. Ривка хохотала в голос. Нюся бушевала, Котя бежал по верхушкам кресел следом за Полиной.
– Мадам Голомбиевская! Да что ж вам дома не сидится! Как вы на Карла Маркса с Молдаванки добрались?
– Поймаю – убью! Дома убью обоих!!!! – орала Нюся, зрители свистели и аплодировали:
– Давайте, влюбленные, тикайте!
Иван Несторович с ухающим сердцем сел в кабину.
– Что-то я волнуюсь, как гимназистка…
– Давай, Ванька, сейчас руки сами все вспомнят, – радовался, как мальчишка, Хиони. – Давай, заводи шарманку!
Шарманка была после ремонта – знаменитый бомбардировщик Анадва, он же двухвостка Хиони – двухфюзеляжный трехстоечный биплан с крыльями большого размаха и двумя двигателями «Самсон» мощностью 140 лошадиных сил. С семнадцатого года он уже был на вооружении военных летчиков.
– Ну что – прогуляем лошадку?
Иван Беззуб неожиданно легко и уверенно поднял машину в небо, сделал круг над летным полем.
– Давай! – орал Хиони. – Давай! Он до ста тридцати разгоняется! Ванька! Ванька?
Ваня сидел задохнувшись, вцепившись в руль – резкая загрудинная боль осиновым колом пробила сердце. Он практически не дышал, не слышал, только сжимал штурвал…
Ксеня носилась по комнате с очередным бумажным самолетиком-ласточкой. Фира сама научила ее так складывать. Еще толкнула Ваню плечом: – Ты помнишь? Кто мне прислал такую?
Ваня улыбался и таращил глаза: – А кто это тебе записки шлет? Небось, что-то неприличное предлагают?
– Замуж зовут! – смеялась Фира, показывая Ксене, как складывать листочек.
Фира не знала, какая сила выбросила ее из кухни в комнату. Все, что она успела увидеть, – это Ксюша, которая шагает на подоконник, и вырвавшийся из комнаты в летнее небо бумажный самолетик…
Аня не могла вздохнуть – боль пробивала все тело. Ее ударило об руль, глаза заливала кровь, ноги разбиты… Она не могла пошевелить ногами, она не чувствовала ног…
– Помогите… – попыталась прошептать она, – помоги… – Она протянула пальцы к ручке – дверь не открывалась.
