Женька разозлится и разобидится. Но Фире удалось главное – зацепить ее самолюбие.
На выходные Петя с Женей уедут на велосипедах на тот самый дальний пляж. Ранней весной на Фонтане ни души. Они будут стрелять. Стрелять и целоваться, и снова целоваться и любить – несмотря на мартовский холод.
Под прессом
У Семена случился форс-мажор. На пуговичной фабрике снова вышел из строя пресс. Местная алкашня разводила руками: – Мы такое не разумеем… Убытки… убытки и нарушения обязательств. – Вся его годами выстроенная и выстраданная цепочка скрипела и раскачивалась на разомкнутом слабом звене. Ему был нужен мастер, который устранит проблему наверняка.
Старший смены внезапно сказал:
– А тут недалеко от товарной толковый мальчонка живет. Он с двенадцати лет патефонные пружины толкает. Лучше фабричных.
– И что из того? – огрызнется Сема.
– Так он это – сам их делает. Золотая голова. Он помощником машиниста в семнадцать стал!
Боря развернется к старшему. Таких совпадений не бывает.
– Как зовут юного гения? Не Петр, случаем?
– Кажется, да. У него мать еще роды принимает по всей Молдаванке.
Сема с трудом дотерпел до дома. Налил полный фужер водки. Медленно, небольшими глотками выпил. Закусил холодной соленой тюлечкой на ржаном хлебе. Вытер губы и присел. Это было страшно заманчиво. Страшно и заманчиво.
Боря со своими регулярными восточными дарами Женьке и постоянными перебоями по семейному делу поставками уже давно раздражал Сему. Тем более «накладные расходы» с командировочными, которые описывал Боря, делали его пребывание в Крыму не то что неприбыльным, а сильно расходным предприятием. Вырастил дармоеда, злился Сема.
А тут Петя… Он клятый, но мозги работают что надо. Пресс не пружина – работа погрубее будет. А если не справится… А если не справится, то Беззуб сам сказал: – Немчура теперь часть моей семьи. Не откажет родственничку. Теперь как уговорить, как заставить? Ну тут Боря ему в помощь со своим тихим домогательством. Бабы и деньги решают все. А тут полный комплект. Только бы не сорвалось!..
Контракт с дьяволом
Женя подаст к ужину пирог. Сама готовила!
– Кто в лесу сдох? – удивился Ванечка. – Женька, ты и кулинария – вот это новости! Ну-ка дайте попробовать!
Ксеня вертелась на стульчике:
– Она не сама! Ей мама советовала!
Ваня посмотрел на младшую:
– Ты следующая. Очень вкусно.
Петя взял кусочек и, поджав губы, осмотрел срез.
– Там что, изюм?
– Ну да, – отозвалась Женя. – Изюм, орешки грецкие. Я их обжарила еще, чтоб вкуснее было.
Петька демонстративно отложил кусок обратно на тарелку.
– Спасибо, приятного аппетита.
Тишина была густой, липкой, как чуть сырой первый Женькин пирог.
– Ты даже не попробуешь? – Она приподняла бровь.
– Нет, спасибо, изюм не люблю. Особенно посылочный. Сама ешь. Без меня.
Петя развернется. Женька схватит со стола кусок и метнет его точно Петьке в голову:
– Ненавижу!
Фира не глядя сожмет под столом руку Вани: – Сиди!
Петька выскочит во двор. Черная ревность, ярость, бессилие и обида душили его до спазмов. Он рванул по галерее.
Куда? Домой? К мамочке? Нельзя, да и она сегодня дома, не на смене. К Беззубам – не вариант. Он стоял в растерянности посреди родного двора. А куда идти? Разве что в депо. Он спустится по дальней лестнице возле Муси-болгарки.
– Петр Иванович! Дело на миллион! Заглянешь? – окликнул его Вайнштейн.
Петька, заливаясь ненавистью, оглянулся – о, как бы он вмазал в эту хитрую лоснящуюся рожу…
– Я спешу.
– Ну я так и понял. Ненадолго. Это за моего дурного сына.
Сема нальет себе и Пете. Заставит выпить. Нальет по второй.
– Прости меня, пацан. Мне самому неудобно. Не по совести, не по понятиям мой сын живет. Прибить не могу – какая ни есть, но родная кровь. Это мой позор. Помоги мне его в чувство привести.
Петька недоуменно посмотрел на Сему.
Клюнул. Главное теперь не спугнуть. Сема залился соловьем, всплакнул, выпил еще рюмку, влил в Петьку.
– Петя – ты мечта и гордость любого отца. Боря, он… отцовские деньги проматывает. Он такое устроил, в такие долги меня загнал. Если б не страшные люди, с которыми я повязан и из-за Бори теперь им должен, я б его давно довольствия лишил и из Крыма в Винницу отправил – картошку по столовым распределять. Помоги мне выпутаться. Я из-за него в таких обязах – хуже кандалов. Помоги, сынок. Я тебе гарантирую – ни одной посылки больше, ни открытки, ни телеграммы, ни тем более этого балбеса в нашем дворе не будет. А еще я тебе заплачу. Столько, что ты с Женькой на год себе комнату снимешь. Или дом на лето. Не дело это, с родителями и женой молодой в такой тесноте ютиться. Ничего воровского. Только твои руки золотые – один инженерный вопрос надо решить. Не мне. Моим смотрящим, ну то есть начальству моему, против которого я пыль… Помоги, меня без твоей помощи из-за жадности родного сына в расход пустят.
Четвертая рюмка спирта обожгла гортань. Петька поперхнулся, запил водой и почувствовал, что поплыл.
– Пацан, я же вижу, на тебе лица нет. Поругался? Идти некуда? Как пес по улице бродить будешь? У меня ночуй! Никто не узнает. Поспи пару часов, и я тебе все покажу.
Семен разбудит Петьку перед рассветом и отведет в цех.
– Да что вы им делали? – удивился Петька. – Тут нагрузки в десять раз выше нормы, конечно, он помер. Я попробую запустить, но надолго не хватит. Неделя, максимум две, и он станет уже надолго. Тут пружины возвратные надо менять. Заводские, редкие. И сальники-уплотнители. Весь комплект по кругу. Как же вы довели до такого состояния? С него же масло со всех щелей льется!
Сема попросит Петю открыть его знаменитую «шарманку». И накидает туда столько пачек, сколько войдет.
– Сделай новые пружины. Или купи. Сальники- шмальники свои купи. Два комплекта, три, четыре – сколько понадобится. С запасом. Не скупись. – Вайнштейн ткнул пальцем в чемодан: – Будешь столько же как зарплату месячную всю жизнь получать.
Сема знал – у каждого человека есть цена. И у хорошего она есть, только значительно выше. И не всегда в деньгах. Дай больше. В разы, так, чтобы он и представить не мог столько. И сломаешь. Петька – щенок, пытался сопротивляться. Но от такого количества со своей зарплатой помощника, мелкими заработками и молодой бабой – никто не устоит. Тем более здесь прагматичный мозг куда сильнее душевных порывов. Немец и есть немец.
У Семена будет еще одно дело. Совсем легкое. Он возьмет старинного коллегу и помощника и заглянет на почту. Начальница почтового отделения со стволом во рту послушно кивала головой. Ритм наклонов задавал сам Семен.
