Старший из детей Беззубов – Нестор был настолько погружен в своих жуков-пауков, что на Петьку вообще не реагировал, младший Котенька периодически требовал отцовского внимания и почитать книжку, а вот Женька отчаянно ревновала.
– Это что, твой сын? – спросила она Ивана однажды вечером.
– Нет, конечно, ты же знаешь.
– А почему он на тебя похож? И почему ты каждый вечер с ним, не с нами?
Ванечка опешил. Ну как рассказать ей, что никому из собственных детей нет дела до отцовской страсти к механизмам. Что в детстве он отдал бы все свои сокровища, лишь бы узнать хоть половину из того, что он может рассказать сегодня Петьке, что Петька до одури похож на него своей упертостью, вечно разбитыми пальцами, постоянными поисками новых решений, что его, Беззуба, отец вечно пропадал в лавке и ничего, кроме сытого стола и карманных денег, не мог ему дать, а тут вообще волчонок одинокий… Но он просто ответил:
– Женька, не дури! Он мне помогает.
– А давай я тебе железяки протирать буду!
– Это не женское дело, – отрезал Беззуб.
– А вот и нет! – топнула ногой Евгения Ивановна.
– Ненавижу тебя, – шепнет она на следующий день Пете Косько и громко, нараспев, добавит: – А-ди-ёт!
Петьку Женины обиды вообще не волновали. Еще бы! После занятий в реальном училище ему было позволено приходить в паровозоремонтные мастерские. Там толковый протеже Беззуба быстро стал своим и вместо «подай-принеси» превратился в «Петька, подай ключ», «Петька, смажь подшипник и проверь шатуны», «Петька, проверь давление пара и уровень воды»… И все знали, что если Петьке что-то поручено, то пацан в лепешку расшибется, но все будет исполнено в лучшем виде. Со временем его даже перестали проверять – он стал своим. В неполные десять лет такое не каждому под силу.
А Иван смотрел на эти успехи со стороны и был несказанно горд таким достижением маленького коллеги. Как же Петька был на него похож желанием всё и вся перепроверить, улучшить, довести до совершенства, изменить. Но… на этом сходство заканчивалось, потому что в Петькином генетическом коктейле помимо маминой немецкой усидчивости, системности и упрямства уживался отцовский авантюризм и предприимчивость. Однажды он робко предложил Ивану изготавливать на продажу наборы механических игрушек для детей – паровую машину, ткацкий станок, наборы с электролампочками и т. д. Все это было отвергнуто старшим коллегой, который хорошо помнил, что негоцианство – не для него.
Но упертый маленький немец все равно искал финансовую составляющую своего увлечения и добил-таки учителя: он нашел свободную нишу на рынке Одессы – изготовление и восстановление пружин для патефонов. Это сейчас смешно и непонятно – что тут может быть сложного, но в начале века это было огромной проблемой…
Петька сам изобрел намоточный станок для пружины, Иван его усовершенствовал и довел до ума, была сделана первая пробная партия изделий, и Петька лично отнес их в Акционерное общество «Патефон и пишущая машина» господ Иссерлин, что разместилось в Пассаже, на 2 этаже, в нумере 55…
Почему он? Иван состоял практически на госслужбе, и несмотря на вольницу Одессы, «леваки» не поощрялись. Начальство не одобряло негоциантства и «отхожих промыслов». На самом деле Ваня просто смертельно боялся опозориться – как почти двадцать лет назад с зерном.
Он зря опасался. Петенька был везучим, как его биологический отец. Их товар оказался такого высокого качества, что превзошел образцы изготовителя, а когда господа из «Патефона и пишущей машины» узнали от посыльного мальца, что цена в пять раз ниже завода- изготовителя, – они предложили выкупить весь запас на год вперед… С одним условием: ни одной пружинки конкурентам! Категорически!
А вот это уже были серьезные деньги. Даже для Ивана, не говоря уже о Петьке… И теперь главной задачей Беззуба стала практически неразрешимая проблема: как вручить деньги за пружины Елене. Все разрешилось само собой через месяц – Фердинандовна в очередной раз повздорила с Попечительским советом больницы и хлопнула дверью. Обе стороны ждали явки с повинной. Денежные запасы Гордеевой приближались к нулю, а вредные члены Совета все не звали ее обратно. И тут явление Беззуба с пачкой ассигнаций, завернутых в «Одесский листок»…
На горизонте даже замаячило долгожданное примирение Фердинандовны и Фиры. Но обошлось. Петя получил карт-бланш на все шалости в училище и во дворе, не считая десяти фунтов лучших шоколадных конфет.
Коммерческую тайну бизнес-партнеры-металлисты хранили свято. Никто и никогда не узнал, чем они занимаются в свободное время.
Иван и Петька всегда следили за качеством товара – случались бракованные партии из-за исходного сырья, но как только это обнаруживалось, все изделия немедленно изымались и втихую топились в море… Но как оказалось – не все отдали заказчики, и часть пружин через третьи руки была коварно продана конкурентам под видом «контрабанда из Германии»… Конечно, те понесли убытки, конечно, в магазине «Патефон и пишущая машина» был снова ажиотаж… Ну тут уж ничего не поделаешь – конкуренция.
Гешефт
Лида бросилась отцу на шею:
– Папенька дорогой! Любимый мой! Вопрос моей жизни и личного счастья! Папенька, ты один меня можешь спасти!
Столько эмоций сразу его старшенькая вряд ли суммарно выдала за предыдущие шестнадцать лет жизни.
– Что стряслось? – Такой взволнованной свою дочь Иван Несторович последний раз видел никогда.
– Папа, мне нужна книжка профессора Ланге.
– У мамы лежит – пойди возьми.
– Не сыщика! Профессора! Она редкая, ее в лавках не продают!
– Сколько? – вздохнул Беззуб
– Нисколько! Только твоя протекция! Умоляю! Все потом! Она есть у… у Гордеевой.
– Лида, но ты же знаешь, что она с мамой в контрах. Я не могу просить.
– А Петька?
– Лида, ты в своем уме?
– Папочка, она ей не нужна вовсе. А у меня судьба решается. Умоляю!
Лида расплакалась. Это был нокаут.
На следующий день Петька притащит старую обтрепанную брошюру.
– Маме она без надобности, я еле в шкафу нашел.
– Лида, ты уверена, что это именно то, что ты искала?
Лида расцеловала отца и прижала к груди книжку.
– У меня есть повод для беспокойства?
– Только для радости! Помолитесь за меня!
– Лида, повторяю вопрос: – Ты что, пробовала эту гадость?
Лида отлепила трофей от груди – Николай Николаевич Ланге «О действии гашиша» (Психологическая заметка). – Москва, 1889.
– Нет конечно! Это не важно! Папа – ты лучший!
– Такое чувство, что наша Лидочка всю жизнь жила аристократкой, – хохотала Фира, глядя, как ее дочь подает ручку для поцелуя Николеньке. Роман, начавшийся с автографа, развивался стремительно. Николенька заезжал за Лидочкой и раскланивался с Фирой:
