– Мадам Гордеева, на колени встану! Помоги, голубушка.
Фердинандовна высыпала из бутыля с притертой пробкой горсть таблеток и по очереди стала их облизывать, определяя название по вкусу.
– Хинин, пирамидон… Вот, держи!
Ваня робко поинтересовался:
– Мадам Гордеева, стесняюсь спросить: а почему вы их лижете?
– А давай я вместо болеутоляющего твоей бабе слабительного вручу! На глаз отличить можешь? А нас на курсах учили лекарства распознавать по вкусу!
Фира взяла таблетку и внезапно, наклонившись, вырвала фонтаном прямо на парадный халат Елены.
– Какая мигрень?! Ты ж беременная! – Елена, скрестив руки на груди, смотрела на Фиру.
– Голова, говоришь? Ну, никейва, и от кого?
Тощая Фира выпрямилась на кровати и с нескрываемым торжеством выдала:
– От Ванечки, конечно, от кого ж еще? Вот те крест!
Женщины даже в первом триместре четвертой беременности могут быть редкопородными суками. И Фира упивалась своим минутным триумфом. Ванечкой звали не только ее мужа, но феерического красавца Косько с глазами цвета гречишного меда. Он видел велосипедный триумф и кураж Фиры и с тех пор буквально не давал ей проходу.
– Кстати, «Гордеева» – это от «хорт»? – вытирая платочком рот, спросила Фира.
– Ну конечно, – Елена Фердинандовна подняла бровь, – только, надеюсь, ты знаешь, что «хорт» на идише означает то же, что и на немецком: «клад», «сокровище». Божьей милостью люстдорфская немка. Кстати, Ира – это от Фира? А Михайловна – от Мойше?
Этот паскуда Косько, забыв о шикарных немецких боках Лёли, о том, что она носит его ребенка, внезапно стал проявлять повышенное внимание к Фире. То корзинку дотащит, то Анечку до дверей донесет и о бок потрется, а месяц назад в шесть утра он зашел следом за ней в угольный сарай. Видимо, проверить запасы угля или подержать ведро. Эту соседскую инициативу Лёля увидела лично, возвращаясь от очередной роженицы.
Она ждала… Минуту, пять, десять… И, развернувшись на прямых ногах, пошла к себе. Устроить скандал с мордобоем означало расписаться в своем поражении перед всем двором.
Вендетта по-молдавански подается холодной. Ивана Косько через две недели после похода в сарай забрали жандармы прямо из ее кровати.
А теперь эта тварь внезапно беременная.
Через три месяца после этой новости Гордеева родит. Сама, без акушерки. Мужика. Богатыря. Ее немецкая порода продоминировала над жгучими южными генами. Мальчишка был блондином с точно такими же, как у нее, водянисто-зелеными виноградными глазами и нежно-белой кожей.
– Моя кровь! – удовлетворенно отметила Елена, осмотрев младенца. – Питер, майне либе.
О времена, о нравы
– Вы читали? Ой шо то будет! – Нюся запахнула халат и, вытянув на руке «Одесский листок», с выражением зачитала:
«В субботу, 23 июня 1907 года, в Аркадии состоится первое в этом сезоне фантастическое интересное гулянье, которое превзойдет все бывшие до сих пор гулянья. Сбор поступит в пользу одесских и московских детских приютов ведомства учреждений Императрицы Марии. С наступлением сумерек – Волшебная Венецианская Ночь!!! На суше и на море. На фантастически убранных и разукрашенных гондолах оркестром и певцами исполнены будут серенады. Феерическая обстановка, огненные фонтаны и световые эффекты. В парке три оркестра музыки. Концерт Одесского городского оперного оркестра. Оркестр мандолинистов и гитаристов под управлением г. Ходумоглу. Конкурс красавиц. На эстраде грандиозный концерт варьете. Плеяда красавиц, свыше 20 парижских звезд. В 12 часов ночи – блестящий фейерверк будет сожжен пиротехником «Фортуна» на суше и на море в 100 000 огней. Входные билеты по 55 копеек. Билеты продаются в канцелярии градоначальника. Столики на 4 персоны – 15 рублей, 12 рублей, 8 рублей, 6 рублей и 4 рубля».
Когда тебе двадцать четыре, то и четвертая беременность не помеха. Фира организовала поход на светское мероприятие. Ванечка был рад, что супруга захотела прогуляться.
– Мы сами поедем, дамы. А ты к дирижаблям своим можешь ехать.
– Это же ведро водки можно было купить! – горестно прокомментировал Гедаля, увидев нарядную жену. Ривка добила мужа:
– И на тебе мы не поедем! Кстати, столик стоит восемь рублей – это восемь ведер! Ваня Иркин подарил нам билеты, а ты оплачиваешь извозчика в Аркадию и обратно!
– Фира могла бы и на велосипеде сгонять, а тебя сзади посадить, – пытался шутить Гедаля.
А Ванечка с выражением читал двору фельетон своего любимого Муски – популярнейшего язвительного одесского журналиста:
«Милые Парисы в ажитации, – с нескрываемой иронией сообщает он. – До сих пор они выступали в роли судей по вопросам личной эстетики. Сегодня ценители сами на скамье подсудимых. В Аркадии – конкурс красавцев! Раньше думали, что на выставке – наряду с лампами, обоями, картинами и улучшенными породами всяческого скота – может фигурировать одна лишь женщина. Но никак не мужчина. Как только это превращение стало очевидным, тотчас же на выставляющегося мужчину переносят все обычные «особые приметы» низшего существа и, между прочим, самый главный – неодушевленность. Мой приятель, интеллигентный человек, сказал мне, узнав о подготовке к одесскому конкурсу:
– Гнусная штука!
– Почему?
– Ты увидишь, что после этого в газетах появится объявление: «Красавец-чемпион Одессы, прекрасно знающий русскую и иностранную литературы, художник, предлагает свои услуги в качестве попутчика в Кисловодск молодым дамам. Свободен весь летний сезон. Условия заблаговременно. Абсолютная тайна гарантирована. Одесса. До востребования».
И я не могу не признать, что в этом прогнозе есть известная доля истины».
– Так там что, и мужчин будут показывать? – возмутился Гедаля.
– Да, а потом разыгрывать среди дам по жетонам. Это благотворительная акция «Приюти красавца – помоги приюту», – мгновенно нашлась Софья Полонская. – Я бы парочку в хозяйство прикупила.
– Не с вашим хозяйством, мадам Полонская!
– О, кто бы говорил, Гедаля. Свое-то хоть без пенсне видишь?
Праздник был шикарным, шампанское – головокружительным. Ривка, Нюся, Фира и мадам Полонская гуляли по Аркадии, рассматривая публику.
– О боже! Боже! – Нюся приподнялась на носочки. – Это же сам Уточкин! Сережа Уточкин! Девочки, я бы его обслужила бесплатно. И даже приплатила, и даже родила бы от него.
– По-моему, он тебя услышал, – хихикнула Ривка.
Уточкин подошел к их столику, поклонился и поцеловал Фире ручку:
– Ирина Михайловна, нижайший вам поклон за супруга. Я надеюсь, вы придете смотреть на наш полет через месяц?
– Непременно, если здоровье позволит, – Фира спиной чувствовала завистливые и недоуменные взгляды.
