1899
Глаз-алмаз
Если бы Фира родилась на двести лет позже, то узнала бы, что она не дура, а борец за права женщин. А если бы, не дай бог, на двести лет раньше – ее минимум утопили бы как ведьму, а максимум – не выдали бы замуж. Потому что для еврейской девочки из приличной семьи это страшнее камней, огней и черты оседлости.
Но Фиру угораздило родиться в 1883 году, да еще и в Никополе.
– Скажи спасибо, кецале
[1], – вздыхала мама. – Ты не представляешь, как нам повезло.
Счастье было сомнительным – дом на окраине, чахлый сад, пятеро младших и папа-раввин. Шить не умеет, торговать – тоже.
Папа считал, что Фира – настоящий бриллиант, но пока алмаз, и он требует долгой огранки. Какой огранки? Папа вздыхал: – Ремнем, деточка… Но этот алмаз мне рихтовать не положено.
Из химических свойств алмаза у Фиры была только феноменальная упертость.
– Кремень! – вздыхала ее подруга Роза. Хотя еще у Фиры был глаз-алмаз.
И в один бесконечный летний день она со своим алмазом сыграла в Купидона.
Фира с Розой были самой комичной парой подруг на всю улицу. И главное – решительно никакой конкуренции. Фира – чертополох, тощая, вертлявая и колючая, Роза – ранний пышный розовый бутон с румянцем во всю налитую круглую щеку. Фира – вечно растрепанная, с тонкими, как веточки, ручонками, Роза – круглая и сдобная, с женскими крутыми бедрами. Обе были очаровательны в своем юном неискушенном всезнайстве.
Девочки, обсудив зачитанный до полураспада роман Евдокии Ростопчиной о сладострастной неге и поцелуях на тайных свиданиях, оценивали свои лунные перспективы. Когда тебе шестнадцать, то что в девятнадцатом, что двадцать первом веке ты все равно как в дремучем средневековье – уже хлебнувший житейской горечи философ.
Никогда ни один мужчина не заставит ее испытывать такую чушь. Тем более Фира точно знала, что будет после поцелуев и хупы. Вся эта дремучая родительская ерунда с рецептами гефилте фиш, орущими детьми и подсчетами мелочи – точно не для нее. Она через год уедет в Киев на женские курсы. Будет делать опыты, лечить людей или даже водить корабли в Европу. Там, возможно, и найдется кто-нибудь достойный. А здесь ловить нечего.
И только такие, как Роза, румяные коровы с ресницами наивно мечтают о рыжем Максе, сыне хозяина бакалеи на проспекте.
– Наш Никополь, мягко говоря, не Париж и даже не Одесса, но тут уже семь тысяч душ, как пишут газеты, и это не считая наших. И из всего этого вавилонского столпотворения ты нашла себе Макса? Ты как искала? – Фира уперлась тяжелым черным взглядом в переносицу Розы.
– Ну как? Признавайся! Ты выбирала самого длинного? Или самого чахлого? Роза, ты только представь… В лунную ночь, под трели соловьев, он наклонится над твоим прэлестным юным личиком и уронит тебе на щеку свою холодную сверкающую… соплю!
– Дура! Дура! – Роза пошла пятнами и вскочила. Фира с хохотом бежала по саду:
– А еще ты не сможешь целоваться! У него вечно забитый нос! Ты закроешь ему рот, и он задохнется и умрет на лавке! Роза, ты его задушишь своей любовью!
Тощая мелкая Фира долетела до края сада и взлетела на забор:
– Про тебя напишут «Вести Никополя»! С фотокарточкой! «Убивство на почве страсти! Коварная обольстительница лишает разума и чувств одним поцелуем!»
Запыхавшаяся Роза стукнулась в доски. Она еще не решила – продолжать злиться или уже смеяться.
– Девушкам такое и говорить неприлично, – пыхтя и хихикая, проворчала она.
– Роза, Макс и забор – это не твое! – Фира раскачивалась на штахетине.
По улице шли мальчишки. Двое. Они так увлеченно спорили о летательных машинах, что не заметили в вишневых ветках Фиру.
Когда тебе шестнадцать, то все ровесники – адиёты.
Именно так как говорит бабушка Броня: А-ди-ё-ты! – Она лучше знает. Броня вообще все знает. А Роза – лучшая подруга.
– Розка, дай камешек! Ну какой?! Любой! Маленький. Да давай быстрее, они уже на углу!
Роза подтянулась и зависла на заборе грудью.
А Фира, глаз-алмаз, прищурилась и пульнула камнем. Точно под левую лопатку белобрысому упитанному знатоку летательных аппаратов.
– Прямо в сердце! – пискнула Роза.
Белобрысый смешно ойкнул и присел. Потом обернулся:
– Ах ты ж…
Тощая жидовочка. Черные кудри, черные глаза. И ослепительно белая нога из-под серого домашнего платья. Подол в репьях, косынка сбилась на затылок.
Адиёт, ты еще не понял, что попал… Точнее – она попала. Прямо в сердце.
Роза трусливо разжала руки и рухнула в безопасную часть сада.
Фира так хохотала, что забыла – врага нельзя подпускать слишком близко. Белобрысый увалень оказался очень резвым и в два прыжка подлетел к забору.
Она не успела перекинуть ногу, как увалень схватил ее за пыльную щиколотку.
Он потом не сможет спать, вспоминая, как двумя пальцами обхватил эту тонкую нежную ножку в кольцо… А выше, чуть выше острой ободранной коленки из-под подола выглянула кружевная полоска батистовых панталон. Этого секундного ступора Фире хватило, чтобы рвануть ногу и рефлекторно двинуть увальню в нос. Обрывая подол и царапая лодыжки, она свалилась на Розу.
– Я найду тебя!
– Себя не потеряй!
И кто на тебе женится?!
Стыд-стыд-стыд! Когда это случилось впервые, бабушка Броня надавала Фире испачканными менструальной кровью панталонами по лицу.
– Чтоб щеки горели! – торжественно объявила она и тихо добавила: – От стыда. Ты больше не чистый ребенок, ты – девушка, а это – стыд твой, и удовольствие, и грязь, и… жизнь. И течь тебе каждый месяц, пока не забеременеешь!
После щек Фира уже ничего не слушала, а, вырвавшись, умчалась умываться. Год назад началось это наказание, и мама регулярно с причитаниями начинает заводить разговоры о семье и браке. Стыд оказался не просто болезненным – каждый месяц Фира сваливалась со страшной мигренью на трое суток. И этот раз не был исключением. Глаза не открывались, ее тошнило. Спасали только круглосуточный сон и Бронин морс. Когда через три дня, пошатываясь от слабости, отощавшая Фира выйдет за ворота, то первым, кого она увидит, будет тот самый белобрысый дурак. Он сидел прямо в траве, упершись спиной в соседский забор, и читал книжку. На выездное заседание «Общества любителей чтения» в таком скудном составе никак не потянет. Значит, злопамятный увалень точно ее поджидает. Драться? Мстить? Или?.. Фира своим глазом-алмазом оценила расстояние до поворота. Никак не успеть. Слава богу не заметил! Она влетела обратно. Проглотила вылетающее из горла сердце (вот он – бабкин стыд-стыд-стыд!) и отправила в бакалею младшего брата.
