И вот сейчас «пришли», привиделись, приснились Дуся и Канадец. Татьяна Михайловна в своей галлюцинации смутно видела их окрас, их «осанку», Дусю узнала по характерному белому пятну на морде, Канадца – конечно же, по размерам. Татьяна Михайловна ещё подумала во сне – если они каким-то необыкновенным волшебным образом доживут до следующего гона, то должны дать хороших щенков. Конечно, о четырёх речи не идёт, дай бог один выживет из помёта. Дуся и Канадец, точнее, их видения приблизились к Татьяне Михайловне, их головы легли пушной фее на грудь, на сердце. «Хорошие мои», – сказала Татьяна Михайловна…
– Мама! С кем это ты болтаешь? Лисы приснились? – Голос дочери донёсся издалека, и сразу за этим распахнулось окно. – Мама! Душно как! Что ты в жару и замурованная?
– Следователь приходил, – ещё не совсем проснувшись, проговорила Татьяна Михайловна.
Зо присела на уголок кровати, обняла маму:
– Что говорил?
– Хана мне, вот что говорил.
– То есть, мам?..
– Сейчас. Дай в себя прийти. Который час?
– Девятый.
– А ты всё шляешься?
– Ну почему сразу шляешься? У нас с Зиновым любовь.
Зо выглядела радостной, бессонная ночь никак не отразилась на её свежем широком лице. Зо светилась от счастья, на ней была летняя кофта с вырезом лодочкой, сшитая из полосатого поплина, и юбка-брюки, только-только вошедшая в моду, – это мама Зинова шила модели из журнала «Бурда» из ткани, которую Татьяне Михайловне пересылала свекровь из Москвы. Юбка-брюки совсем не шла невысокой коренастой дочке, делая её ещё приземистее, но Татьяна Михайловна не смела об этом говорить Зо…
– Знаешь, мама… Мы с ним решили, когда вырастем, ну, отучимся, создадим снова лисью ферму…
– Хорошо, создавайте, хоть десять ферм.
– А ты нам не поможешь?
Татьяна Михайловна резко поднялась, села, но молчала.
– А назовём её в честь его отца.
Тут Татьяну Михайловну прорвало, и она рассказала всё, добавив, что ненавидит всех, и покойного, ещё не похороненного Вадима в первую очередь.
Зо онемела, она всё сидела на краешке кровати, молчала, почти не двигалась, спустя минут тридцать пришла в себя, поплелась на кухню.
– Мама! Может…
– Даже не говори, Зоя, не строй догадки. В конце концов, у меня действительно могли вынуть паспорт и сунуть ему в карман.
– Но зачем?
– Чтобы скомпрометировать. Сейчас все злые. Я многим дорогу перебежала, а когда лис стали забивать, я куда только не звонила, в какие только места не писала. Я мешаю кому-то. Всякое могло случиться. Вот и отомстили. – И Татьяна Михайловна беззвучно захохотала, стала давиться истерическим смехом: – У-у-ууу. Ух. У.
– Мама, успокойся. Перестань! Перестань, я прошу! Я сейчас кофе сделаю, сварю…
– Молока нет. Ястребок всё выпил. – И Татьяна Михайловна загоготала в голос так, что Борис и Боня прибежали на кухню, стали передними лапами пытаться залезть к Татьяне Михайловне на колени и скулить.
– С собаками гуляла?
– Да, гуляла, в шесть утра. Мы с Зиновым… Мама! Ну нашли паспорт – мало ли, а убийство-то при чём?
– Я тоже так считаю. Но там свои какие-то судебные законы, посмотрим. Вот, жду воронок.
– Ну мам… – Зо было страшно смотреть на маму. Это была не её мама. Её мама – уверенная в себе, энергичная, быстро принимающая решения. Сейчас же Зо видела перед собой немолодую, но и не совсем ещё старую бабу, с оголённым плечом, в ставшей слишком просторной комбинации, нечёсаную, немытую, с синяками под глазами, и главное – душевно угнетённую, неуверенную, опустившуюся буквально не за дни, а за часы. «За последнюю ночь», – мелькнуло у Зои в голове. Надо было ободрить маму, успокоить. – Ну мам, возьмут показания, и все дела.
– Вот увидишь. Они меня сгноят в камере. Увидишь. Это заговор против меня. Заговор!
– Ой, мама! Давай уедем! Давай смоемся.
– Зоя! Девочка! Что ты?! Куда?!
– Не я куда, а мы с тобой смоемся на дачу.
– Я даже билет купить не смогу без паспорта. – И Татьяна Михайловна разрыдалась. – Что случилось? Что я сделала не так? – говорила она, всхлипывая. – Хорошо ещё, что я не мучаюсь из-за того, что всё можно было сделать по-другому. Мы всё сделали как надо, правильно, верно. Собирали еду, поддерживали животных, и не выпустить мы их не могли. Вадим спал. А уж что там дальше было, этого мы не знаем.
– Иногда, мама, мне кажется, что вмешались какие-то высшие силы.
– А паспорт тоже высшие силы в карман Вадиму положили?
– Нет. Я не про паспорт. А про это зверское убийство. Знаешь, мама… У него дома целый шкафчик с разными порошками остался, такой маленький, как сейф. Зинов и не знал, что у отца он есть. Просто милиция унесла, а потом приходили следователи и спрашивали у Зинова и тёти Веры, знали ли они про эти порошки. Может, он лисам что скармливал, лекарства какие, как ты думаешь? Может, он свой какой эксперимент вёл? И почему всех на ферме сократили, а его оставили – ты никогда не задумывалась, мама?
– Потому что он умеет поддерживать отношения с людьми, договариваться. А сторож должен быть общительным.
– Но почему без сменщика, мама? Что это за вечный сторож такой? Ты сама говорила, что это нарушение трудового законодательства.
– Деньги зарабатывал для семьи. Договорился.
– Знаешь, мам, мне иногда кажется теперь, что Виталик многое недоговаривает, многое скрывает. Это мне со вчерашнего дня казаться стало. Я спрашиваю насчёт шкафчика, милиции, и он отвечает, а я чувствую, что не всё. Не врёт, но в подробности не углубляется… Может быть, он, как все эти сумасшедшие профессора из видеофильмов, что-то с лисами стал делать?
– Зоя! Мы тоже к лисам ходили с тобой. Следили. И я тебя уверяю, не только мы и твои друзья, многие с фабрики прикармливали, много людей приходило. Если бы с лисами что-то было не так, мне бы сообщили. Не надо домыслов. Людям сейчас не до того: у всех другие заботы, поважнее, чем лис порошками кормить.
– Ну а если Вадиму Виталичу за это платили? Если только сказали, что на притравочную станцию, а сами просто вывезти захотели, украсть?
– А электрод на хвосте у Канадца зачем? Зачем ворам электрод? Нет, Зоя. Ясно, что всё тёмно. Не надо об этом думать, можно с ума сойти, если думать.
– Знаешь, мама…
Тут оглушительным треском тренькнул телефон – красный аппарат с маленьким пластмассовым стёклышком на корпусе, предполагалось, что в окошечко вставят бумажку с номером телефона… Зо долго не понимала, зачем это надо, пока Татьяна Михайловна не объяснила, что пожилые люди могут забыть номер, им как бы напоминание. «Как так забыть?» – удивлялась Зо. «Склероз старческий, все стареют же…» Зо ещё тогда зло поджала губы – она не любила разговоров о том, что стареют…
