Катя сгребла в кучу медальоны, обереги, звякающие пузырьки и флаконы, ловко свернула из куска ткани что-то похожее на мешок и ссыпала все добро туда. Затянула узелок:
– Что стоите? Помогайте!
– Как? – вырвалось у Ярика. Он тут же сбивчиво добавил: – Ты же его убила!
– Я же сказала – попробую объяснить, но позже. Не сейчас, не время. Ну же, сделайте то, что умеете лучше всего. Живее.
Она согнула ладонь лодочкой и несколько раз как будто надавила на воздух.
– Откуда ты?.. Что ты еще знаешь?
Взвизгнул холодный ветер, пробежал по влажным волосам, оцарапал щеки. Катя улыбалась, но как-то отстраненно, безумно, в ее зеленых глазах блуждали огоньки. Ярик вмиг сообразил, что в этой неведомой игре теперь он пешка, а Катя – ферзь. Нужно подчиняться, пока она не совершила с ним то же, что и с Эльдаром.
Он быстро подошел к торгашу. Под телом расползлась черная лужа крови. Задев ее носком ботинка, Ярик поморщился. Ему стало дурно, закружилась голова… ветер словно с ума сошел… где-то в глубине Апраксина двора взвыли собаки и тут же тяжело загрохотало, будто лапа экскаватора вгрызалась в стену старого дома… присесть на корточки… перевернуть… тяжело. Эльдар смотрел изумленным взглядом в небо. На лице давно не было улыбки, но зато новая улыбка расплылась под подбородком, между жировых складок на шее. Этот человек (существо?) был мертв, а значит, его душа теперь может быть свободна, не так ли?
Возможно, дело в привычке. Едва Ярик задрал Эльдару рубашку, обнажив толстый волосатый живот, пришло спокойствие. Укрыл ладонями пупок, надавил. Кончики пальцев мгновенно замерзли и покрылись инеем, холодные капли просочились сквозь мертвую кожу, а потом изнутри Эльдара вылезла, вывалилась, ткнулась в ладони мягкая и влажная субстанция – душа. Она была темно-красного цвета – не оранжевая, как обычно. Запахом отличалась тоже. Обычная душа источала сладкий аромат, а здесь – как будто что-то слегка протухло. Мясо или яйца… Нечистая душа какая-то, нечеловеческая.
Ярик внезапно вспомнил такой же точно запах. Он уже чувствовал его когда-то давно. Уж не Эльдар ли давал ему такой вот тугой комок и предлагал съесть? Да, точно. В тот первый день их знакомства.
«Ты должен обрести душу – только так выживают в этом мире».
И он съел, давясь и морщась от запаха. А потом?.. А потом нашел Общагу – вот что.
Ярик повернулся к Кате, протягивая душу в ладонях. У Кати в руках была стеклянная колба, будто заготовленная. Душа шмякнулась на дно колбы, облепив вязкими каплями стенки. Катя быстро завинтила крышку:
– Теперь возьмите узелок, и уходим.
– Куда?
– Подальше отсюда. Надо успеть. Вы где живете?
Она заторопилась прочь по узким улицам черной Апрашки. Ярик с узелком наперевес – следом. Мысли в голове суетились, беспокоились.
– Я… в основном в Общаге. Есть комната хорошая. Иногда на мостах… или у Сенной, где картины продаю. Бывает. Бессонница, знаешь ли.
Ярик ловил самоубийц, вытаскивал из них души, относил к Эльдару, чтобы выменять на хмельное зелье, пара глотков которого стирала тоску и придавала воодушевления на много месяцев вперед, а потом заваливался спать прямо здесь, на Апрашке, в кучах строительного мусора, в каких-нибудь отходах или за мусорными баками, в картонных коробках или в старых и давно выгоревших зданиях. Никто его не замечал, люди проходили мимо, спотыкаясь о его ноги, наступая на ладони или задевая лицо, – но не видели. А Ярик отсыпался, приходил в себя, а после возвращался к нормальной жизни. Только так – не иначе. После хмельного зелья он мог рисовать картины – мосты Питера, один за другим, те самые, которые охотно покупали туристы.
Они вывернули к низкой овальной арке. С улицы доносились голоса, лился свет, шумели автомобили.
Катя резко остановилась, обернулась.
– А что это у вас за ключ? – спросила она и без спросу взялась за влажный шнурок, болтающийся на шее.
Ярик почувствовал легкий укол и сжался от страха.
– Не бойтесь, – рассмеялась Катя. – Это так не работает. Так что за ключ? От квартиры?
– Не помню. Он всегда со мной был. Не знаю, что этот ключ открывает, да и не задумывался. Может, нашел где-нибудь.
– А как много вы вообще помните?
– Не понимаю…
– Например, кто вы такой, Ярослав? – Катя разглядывала ключ. – Ваша способность, ну. Откуда она у вас? Почему вы этим занимаетесь? Кем раньше были, когда были живым?
– Я и сейчас живой, – его голос дрогнул.
– Расскажите это своему другу. Мы с вами одной породы – бездушные, сбежавшие. Неужели ничего не помните?
Она несколько томительно долгих секунд разглядывала ключ, потом взяла у Ярика из рук узелок, развязала, принялась в нем рыться, чем-то позвякивая и похрустывая. Наконец достала пузырек со светлой жидкостью, протянула:
– Одного глотка достаточно.
– Что это?
Катя картинно вздохнула:
– В самом деле вам не этого надо бояться.
Он покорно взял пузырек, свинтил пластмассовый колпачок, глотнул. Жидкость была кисловатой на вкус, от нее пахло уксусом. По нёбу растеклась прохлада.
– Пойдемте, – сказала Катя, забрала пузырек и направилась к выходу из арки.
– А ты все же кто такая? – нагло спросил Ярик, сравнявшись с ней. – Даже Эльдар не понял. И зачем ты его убила?
– Не беспокойтесь о торгаше. Торговцы бессмертны, их не искоренить, даже если устроить на земле апокалипсис. Не удивлюсь, если в Ноевом ковчеге где-то под лавкой спрятался торгаш вроде вашего круглолицего друга. Ему даже пара не нужна была.
Они вышли на улицу со стороны Апраксина переулка. Тут привычно, по-питерски мягко пахло водой – неподалеку протекала Фонтанка.
– Но кто вы?
– Говорю же, бездушная, как и вы были. Разница в том, что вы вырастили себе новую душу, а я пока нет. То есть технически я все еще мертва, беглянка с того света, нелегальный мигрант в славном городе Петербурге. А вы уже, так сказать, легализовались. Больно было?
Он пожал плечами:
– Не понимаю.
– Вам часто снятся сны, будто вы лежите на дне реки? Кругом ил, грязь, водоросли. И шевелится только ваша борода и, может быть, ключ? – Катя выразительно щелкнула пальцами. – Вся эта толща воды давит на вас, не дает встать. Вы сопротивляетесь, напрягаетесь, кричите, царапаете ногтями ладони, кусаете до крови губы, но встать все равно не можете. Знакомо?
Конечно, были такие сны. Часто, перед приступами тоски. Особенно осенью. Он коротко кивнул:
– И что же это?
– Ваше состояние, когда росла новая душа. Вы съели чужую, а потом дождались, пока она прорастет внутри – вот здесь, под ребрами. Как-то так. Видите, стали своим. Даже Общага приняла вас.
