Убаюкивающе-мирно журчала вода в протекающих унитазах. Рыжие разводы на потолке казались полотном художника-абстракциониста или причудливой картой края озер и рек, закольцованного горными хребтами.
– Кто вы? – спросила девушка.
– Я тот, кто хочет тебя спасти. Я твой друг.
– Я не понимаю вас. Выпустите меня! – взмолилась она, а затем произнесла одними губами: – По-жа-луй-ста…
– Нельзя, – покачал головой фотограф. – Я выведу тебя отсюда, Лиза, но завтра.
Девушка едва заметно вздрогнула. Скрикс помолчал, покусал задумчиво губы, потом добавил:
– Быть может, ты голодная? Я попрошу, чтобы принесли ужин.
Лиза медленно, одну за другой, спустила ноги вниз и подняла с пола многострадальный курьерский пакет.
– Я так устала, что мне уже все равно… – пробормотала она.
– Я постелю тебе матрас, – сказал Скрикс. – Но для начала ты выслушаешь от меня много странных вещей. И выслушаешь очень внимательно.
Елизавета Комарова равнодушно пожала плечами и отправилась за своим проводником. Несколько раз она останавливалась, бегло, с отчаянием в глазах оглядывалась по сторонам, потом нервно сглатывала и, ускорив шаг, догоняла ушедшего вперед фотографа.
VII
Блуждания по коридорам Старой Общаги в какой-то степени подготовили девушку ко всему, даже самому невероятному, размазав границу между реальностью и фантасмагорией, подобно напитанной влагой губке, если провести ею по тонко написанной акварели. Для начала Скрикс показал Лизе фотографии на стене. Пока девушка приходила в себя, фотограф сидел рядом с ней на кровати и монотонным голосом рассказывал о своей работе, картах, Потайном клубе, чудовище Хорсе и мессире Гольденбрунере, который не успокоится до тех пор, пока не прикончит Лизу, чтобы заполучить в свою коллекцию фотографию ее последнего вздоха. Не поверить ему было уже невозможно – фотографии Скрикса были более чем убедительны: ни один обычный фотограф такое никогда в жизни не снимет.
Лиза встала с кровати и еще раз посмотрела на стену. Мертвецы на снимках: спокойные и кривляющиеся, с глазами выпученными и полузакрытыми, мужчины и женщины, старики и дети – словно приглашали ее к себе, зазывая в свой жуткий потусторонний клуб.
– Николай…
– Да, Лиза.
– Почему вы меня спасли… там, на Галерной? Почему теперь заманили сюда? Только не говорите, что из жалости. Я не поверю.
– Даже рыбак может иногда отпустить пойманную рыбу, – Скрикс говорил медленно, с расстановкой, словно пробуя каждое произнесенное слово на вес. – Думай не о том, хочу я тебя спасти или нет, и не о том, испытываю ли я жалость. Ты лучше вообще ни о чем не думай, Лиза, просто знай – я тебя спасаю, и совершенно не важно зачем.
Мотнув головой, словно вытряхивая из нее назойливые образы или мысли, Лиза отвернулась от стены и обратила взгляд на Скрикса:
– И все-таки вы подлец, Николай.
– Я фотограф, – безэмоционально ответствовал Скрикс.
– Нет, – Лиза сдула в сторону выбившуюся из прически прядь волос. – Вы подлец. В первую очередь подлец, а уж потом фотограф.
В дверь постучали. Старушка в белом чепчике прикатила на тележке ужин. Молча удалилась.
– Скажите, Николай… – произнесла Лиза, критически осматривая лежащую на тарелке говядину, – что это за странное свечение в верхнем правом углу на каждой из фотографий? Брак, засветка?
– Нет, – Скрикс отложил в сторону надкушенный кекс. – Это называется асфоделус. Я говорил тебе, что карты одного вида имеют разную категорию?
– Да.
– В обычных игральных картах такого нет. Например, король пик равен королю червей, а дама бубен равна даме крестей. В нашей игре, Лиза, все по-другому. Победит тот король или та дама, у кого выше уровень асфоделуса. Асфоделус определяет количество баллов или же, если говорить проще, силу данный карты. По количеству баллов карты для удобства разделены на десять категорий, и максимальный балл, который может получить карта, – шестьсот шестьдесят шесть.
– Красивая цифра… – заметила Лиза. – Какое-то сборище сатанистов этот ваш Потайный клуб. Но я не совсем поняла, что такое асфоделус? Можете объяснить на пальцах?
– Ну… – Скрикс задумался, как простыми словами выразить то, что и ему самому не было до конца понятно. – Это что-то вроде эмоционального выброса энергии. Любое событие в жизни человека сопровождается таким выбросом. Чем ярче событие, тем сильнее выброс, тем больше очков асфоделуса.
– Ясно, – Лиза безнадежно вздохнула над истерзанной ножом и вилкой говядиной, поняв, что еда в горло совершенно не лезет да и само это место мало способствует появлению аппетита. – Если человек мирно окочурится во сне, у него маленький асфоделус, если же его перед смертью долго и затейливо мучает десяток дипломированных садистов – большой… А какой асфоделус должен был быть у меня, Николай?
– Об этом спроси у Хорса, – сухость ответа отбивала всякое желание уточнять. – Не мучь себя едой. Не хочешь – не ешь. Пойдем, лучше покажу тебе агрегат.
И фотограф провел гостью за занавеску, где громоздилась затейливая машина, похожая на сильно уменьшенную копию раритетного паровоза. Спящие стрелки манометров, рычаги и тумблеры, обшитый латунными листами цилиндрический корпус, заклепки – все это, казалось, куда больше связано с профессией машиниста, нежели фотографа.
Скриксу было важно, чтобы девушка доверяла ему – полностью и безоговорочно, в противном случае ничего не получится. Ради этого он готов был показать ей все что угодно, достать с полки любую вещицу, на которую только укажет ее любопытный взгляд, и говорить, говорить, говорить… Ведь чем больше говоришь, тем легче недоговаривать.
Агрегат девушку не заинтересовал, в отличие от уходящих в потолок стеллажей, которые были доверху забиты диковинными предметами. Здесь было много всего такого, что хотелось потрогать и посмотреть. Многие из вещей казались безумно древними, но Лизе почему-то в первую очередь бросился на глаза изящный, оправленный серебром пузырек из синего стекла – наверное, потому что совсем недавно с пузырька заботливо стерли пыль и поставили на видное место.
– Забавная вещица, – сказала Лиза, взяв пузырек с полки и любуясь, как красиво и таинственно преломляются в нем лучи красной лампы. – А что бултыхается внутри? Дайте угадаю! Какой-нибудь средневековый яд? Верно?
– Нет, – ответил Скрикс. – Это асфоделус.
– Асфоделус?
– Да, причем в чистом виде. Раньше, много веков назад, не было технологии, способной перенести его на фотопластину, – начал объяснять Скрикс. – Поэтому эссенции человеческих эмоций помещали в такие вот емкости. Как бы нелепо это ни звучало, но в те далекие времена игроки не перекидывались в карты, а… мерились склянками асфоделусов.
– Значит, Потайный клуб существовал уже тогда? – задумчиво прикусила губу Лиза.
