– Какой ужас!
– Что случилось? – встревоженно спросил он. – Что-то с Мишей? С детьми?
– Слава Богу, нет. Галина Ивановна умерла.
Алена вытаращилась, посмотрела на Ромку. Он глянул на нее и снова ткнулся ухом в щель.
– Тетка ваша, та самая?
– Да. Сказали, вроде бы разрыв сердца. Здоровая же была, кардиограмма как у девочки – ничего не понятно.
– Карма, – мрачно выплюнул папа.
– Сережа!
– А что Сережа! Сама говорила, все детство вам с Мишей сломала. Он мне рассказывал, как вы в приют сбежать хотели. А еще заслуженный учитель – хорошо, открылось, что она со своими учениками творила!
– Да что уж сейчас…
– А что, у зла есть срок годности? – перебил папа. – Что, теперь всего этого как будто и не было? Ни вас с Мишей с побоями и издевательствами, ни других детей?
– Было, – едва слышно вздохнула мама.
Папа, кажется, заходил по кухне:
– Ты представь, как Аленку, Ромку отдаешь вот такой милой женщине, с благодарностями в рамочках на стене, – и, пока ты в полной уверенности, что твой ребенок под надежным крылом, его морально убивают! Находят слабое место, запугивают и присасываются, как пиявка, – и не пожалуется ведь, все продумано. А пока заметишь, что происходит, уже одна безвольная оболочка и останется.
– Правда, – тяжело вздохнула мама. – Но знаешь, говорят, о мертвых или хорошо, или никак…
– Тогда давай никак, – отрезал папа. – Потому что жалеть это чудовище я не собираюсь и тебе не дам.
– Просто странно. Миша сказал, у нее на руке какую-то отметину нашли – не то клеймо, не то… татуировка.
Последнее слово мама произнесла тише прежнего, и Алена быстро покосилась на Ромку. Он никак не отреагировал – только сосредоточенно вслушивался в разговор.
– У нее?! – В папином голосе смешались смех и удивление.
– Вот и я о том же – какая татуировка у пенсионерки, да еще… такой. Не по себе как-то, жутко.
– Вот что, – решительно произнес папа. – Стряхни с себя этот разговор, и поехали-ка в парк. Какое нам до нее дело. А вот дети всю плешь проедят.
Мама засмеялась, и они, кажется, поцеловались.
Ромка с Аленой быстро отпрянули от двери. Осторожно ступая, вышли в коридор, каждый к своей комнате.
– Обалдеть, – пробормотала Аленка, бросила взгляд на брата и часто заморгала. На лице Ромки зависла едва заметная, по-взрослому довольная улыбка.
* * *
– Я на катапульту! На катапульту!
– Вы смерти моей хотите, – мама драматично схватилась за грудь.
– Да ты сама попробуй давай? – Ромка уцепился за ее руку. – Смотри, как круто!
– Никогда в жизни!
– У нас, в отличие от некоторых, шариков в голове хватает, – многозначительно вставила Алена.
Ромка с сомнением окинул ее взглядом.
– Только с папой, – мама сложила руки на груди, подозрительно оглядывая громадину аттракциона, нацелившуюся прямиком в небо.
– У меня, значит, тоже шариков того, маловато? – усмехнулся папа, убирая в карман телефон.
Ромка запрыгал около него:
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
– Ну что с тобой делать, – папа неуверенно глянул на катапульту и мужественно вздохнул. – Пойдем.
– Сережа, – мама с волнением тронула его за плечо.
– Спокойно! Мы осторожно, да, Ром?
– Вы на нас отсюда смотрите! – Ромка потянул папу за рукав, и они пошли к аттракциону.
Ромка без остановки вертел головой. Крестовский шумел человеческими и птичьими радостными возгласами, весь светился и сиял горячим солнцем, пах разными видами попкорна, облитыми маслом солеными кукурузными початками и розовой сладкой ватой. Ромка задрал голову – зеленые листья обрамляли ярко-синие куски неба, и сквозь них сверху летели солнечные лучи. Все это было почти как дома, почти как там…
Он торопливо тряхнул головой. «Там» больше не существовало, а все, что вокруг, сейчас, – вот это по-настоящему.
– Изжарится совсем, – озабоченно сказала мама, глядя, как Ромка одергивает толстовку.
– Чего? – Алена остановила видеозапись на телефоне, придирчиво оценила на ней свое лицо: красивое селфи – целое искусство, каждый знает.
– Да ничего, – мама помотала головой. – Просто смотрю на других детей, носятся раздетые, счастливые. А Ромку как в доспехи заковали.
Алена проследила за маминым взглядом. Младший брат прыгал и крутился на месте и совсем не казался закованным во что-либо. Но жара правда припекала даже сквозь ее летнее платье.
– Я давно говорю, хватит париться, во всех смыслах, – пожала она плечами. – Кому какое дело? Сейчас вся мелкота обклеивается.
– То, чем обклеиваются, смывается, – возразила мама. – Начнут лезть с вопросами.
– Ой, и Ромка про то же, – Алена фыркнула, закатив глаза.
– Не приставай к нему с этим, – строго одернула ее мама. – Даже психолог говорил: когда будет чувствовать себя спокойно на людях в своих картинках, тогда и будет. Не хватало нам еще добавить к тому, что уже и так…
– Да ладно, ладно! Просто это странно, – Алена посмотрела, как папа с младшим братом готовятся к полету в катапульте.
Папа, похоже, с гораздо большим удовольствием отправился к тележке с хот-догами и тщательно скрывал это, изображая бешеный энтузиазм. Переигрывал, конечно. А вот Ромка смотрел на катапульту голодными глазами – словно, не дай ему адреналина, и он скорчится от жажды.
В голове почему-то всплыла картинка сегодняшнего утра – коридор, голоса родителей за плотно закрытой дверью кухни и взрослая Ромкина улыбка.
– Он, вообще, иногда странно себя ведет, – задумчиво произнесла Алена. – Тебе не кажется?
– Мне кажется, – протянула мама, – что все дети себя странно ведут. Даже те, которые уже совсем взрослые и не готовятся к своим экзаменам…
* * *
Ближе к вечеру они переели ошалелого веселья – накатались на аттракционах до одури, – даже мама с Аленкой, пообедали в шумном ресторане, напрыгались под музыку. Ромка равнодушно смотрел на недоеденное облако сахарной ваты размером с его голову и вздыхал. Завтра всего, от чего сейчас уже воротит, захочется с двойной силой.
Папа отыскал местечко на берегу, куда не долетали крики, визг и гвалт, ставшие привычными за весь день. Было непривычно тихо и пусто – только они четверо, наглые чайки, требующие еду, стрекочущие кузнечики и полоска песка за зелеными тучами кустов. И залив, конечно.
Вода лениво золотилась на вечернем солнце и плескала крохотными волнами на мокрый берег.
– Кайф, – Аленка окатила маму сверкающими брызгами, и та не ругалась, а засмеялась и облила ее в ответ.
