Глава 9
Берт
С первого найденного трупа прошел месяц и пять дней, когда Берт понял, что однообразие не всегда хорошо. Похоже, преступный мир Города совсем измельчал или же господина Моретти раз за разом подводили одни коротышки да недоросли, но Берт устал вылавливать из реки только их. Пара довольно компактных азиатов, не считая одного подростка, который, похоже, рыбачил выше по течению, а не пропал подо льдом Северного района, такие же, как первый, и все. Это никак не тянуло на коллекцию. Скорее, наоборот, даже если вычесть неудачные экземпляры, которые Берту так и не посчастливилось достойно выделать и от которых следовало избавиться, такая коллекция скоро сделала бы его кабинет похожим на метро в час пик, причем где-то в восточных странах. Это было не то.
Берт даже установил в тростниках сеть, полагая, что самые интересные экземпляры просто уплывают сразу дальше, не задерживаясь в его заводи, но все было тщетно. Как вообще можно создать коллекцию, если в ней столь единообразный набор?
Он хотел большего. Берт не был дураком и прекрасно понимал, что, найди он завтра у берега труп качка или толстяка вроде тех, что во всех шоу тщетно пытаются похудеть, он первый же впадет в панику, решая, как втащить его в дом, освежевать и в конце концов избавиться от всей этой горы жира, мышц и костей. Огромную тушу не засунешь в мешок и не вынесешь на свалку.
Будь на его месте кто-то другой, он, может, и рискнул бы попробовать на вкус, чем питались предки, ведь на этих землях многие века процветал каннибализм, а его неудачливые гости хорошо сохранялись в холодной воде. Только вот незадача: Берта выворачивало от самой мысли о поглощении чего-то, бывшего белковее сои. Даже птицу или говядину он не ел. Да что там ел, он не переносил даже запах готовящейся плоти. Это было весьма печально: иметь излишки пусть очень жирного, но нежного мяса и в то же время быть вегетарианцем просто несправедливо. По крайней мере, Берт чувствовал именно так, никаких угрызений совести из-за самой мысли об этом он не испытывал. Каннибализм для него мало чем отличался от обычного поглощения мяса. Эти существа – они ведь уже мертвы, так почему бы им не пойти на пользу? К тому же внутри человек был отвратителен, и возможность избавиться от этой требухи была благом.
Так что логические выкладки оставались выкладками, а желание разнообразить коллекцию становилось все нестерпимее. Берт стал плохо спать, он ночами выходил на берег и бесцельно слонялся вокруг мостков, надеясь на нежданную добычу. Еще немного, и даже доктор заподозрил бы неладное, но тут вмешалось провидение.
Провидение отвечало за возвращение дочери господина Моретти под крышу отчего дома, о чем Берт, разумеется, даже не подозревал. Как он ничего не знал о учебе Лилс и ее окончании, он понятия не имел о том, что девушка решила взять отцовский бизнес в свои руки и изменить его методы. Он вообще не знал о существовании дочери господина Моретти. Он мало интересовался теми людьми, в которых жизнь не тыкала его носом. В его случае то, что происходило в доме Джованни Моретти, просто сыграло свою роль. Три долгих дня ни одного тела не всплывало в заводи, заставляя Берта сходить с ума и до крови сдирать кожу на ладонях, драя и чистя дом. Но успокоения это не приносило.
И даже пришедшая наконец посылка с пестицидами отнюдь не обрадовала Берта, хотя он скрупулезно выполнил все предписания по работе с ними, опрыскивая чучела. Не учел лишь одного: обычно пестициды использовали на улице, и то, что приоткрытой форточки будет мало, в инструкции указано не было.
Теряя сознание и буквально выворачиваясь наизнанку, пачкая рвотными массами пол и столы, Берт все же добрался до окна и из последних сил распахнул его.
Очнулся он глубоким вечером, голова раскалывалась, а перед глазами радужными пятнами расходилась застрявшая в памяти строчка из инструкции о токсичности пестицидов.
Берту нравилось думать, что именно тогда у него в голове возник блестящий план, ведь одна мысль, что он действовал по наитию, импровизируя на ходу, приводила его в ужас.
Это произошло на следующий день. Берт еще мучился головными болями и вышел на крыльцо подышать свежим воздухом. С утра у соседского дома, как всегда, было столпотворение: фанаты и фотографы ждали, когда Генриетта поедет в театр. Вот такие нехитрые развлечения были в ходу в их тихом районе, грех жаловаться. Наконец та вышла, привычно помахала рукой – больше в сторону безучастного Берта, чем ликующей толпы, – и исчезла в автомобиле. Тогда у Берта голова еще не болела, и он помахал соседке в ответ. Просто из вежливости, так и должно быть между соседями, верно? Это было правильно, а Берт любил все правильное. Фотоаппараты еще щелкали, пока она не рванула с места, но потом люди постепенно начали расходиться, и Берт тоже вернулся в дом.
Снова вышел он вечером, полагая, что либо головные боли утихнут на воздухе, либо ему окончательно станет худо от фанатов Генриетты, и он сможет в свое удовольствие злиться на то, чему есть реальная причина. Однако у дома соседки было тихо, как бывало всегда, если актриса из театра уезжала не прямо домой, а в Высокий или Центральный район. Берт не осуждал ее. От шумных поклонников Генриетты уставал даже он, каково же должно было быть самой скромной и трудолюбивой девушке, он и представить не мог. Разочарованный неудавшимся фокусом с перебросом злости на другой предмет, Берт не сразу понял, что боль немного поутихла. И все потому, что он раньше заметил ее. Полненькая, сдобненькая девица в аккуратной модной одежде, со смешной сумочкой и рюкзачком стояла около ограды и фотографировала на телефон дом Генриетты. На ее пухленьких руках поблескивали браслеты, а на шее выделялось крупное ожерелье.
Берту было неожиданно приятно смотреть на нее. Она выглядела как человек, с которым все всегда происходит правильно и никогда не случается ничего плохого. У всех есть такие друзья или знакомые, иногда они вызывают зависть, но чаще на них просто приятно смотреть. Вот и Берт смотрел на нее, пока она это не заметила.
– Наверное, здорово жить рядом с такой знаменитостью, – заговорила она после того, как помахала рукой, а Берт ответил ей тем же.
– Сложно сказать, – неуверенно протянул он.
Сам он не считал Генриетту какой-то прямо уж знаменитой. Просто дочка соседки, которая была менее навязчивой, чем другие окружающие его люди. И нельзя забывать про ярмарку и пылесос! Берт до сих пор был под впечатлением от этого, хотя прошли годы, и угловатый улыбчивый подросток вырос в длинноногую актрису, смущающую умы всего Города. Поговаривали, что ее звали сниматься в самые ожидаемые фильмы, но она соглашалась только на съемки в Городе. То ли и впрямь была такой патриоткой, то ли не хотела оставлять надолго мать. Если та все еще была жива, Берт по-прежнему не интересовался этим.
– Вы ее близко знаете? – продолжила допрос девица, укладывая телефон в сумочку. – Простите, я не представилась! Робин Вок.
– Рад знакомству, госпожа Вок, – отозвался Берт, не делая никакой попытки представиться в ответ. В голове уже сложился план, а личное знакомство с будущими экспонатами казалось ему непозволительным излишеством. – Вы проездом в Городе?
