Но он и впрямь чувствовал себя лучше. Тяжело переносящий необходимость общаться с живыми людьми, ждущими от него каких-то поступков или хотя бы ответов на вопросы вроде «как дела?» и «прекрасная погода сегодня, не правда ли?», Берт удивительно комфортно ощущал себя среди молчаливых безжизненных чучел.
Он мог разговаривать с ними, а мог молчать. Мог прийти и выпить рядом с ними чашечку чаю, а мог закрыть дверь и не приходить до утра. А самое главное, он знал, что, исчезни он на месяц и снова открой эту дверь спустя дни и недели, все его чучела будут стоять на тех же местах, точно так же поблескивать стеклянными глазами и молчать. Это было невероятно: Берт даже начал чувствовать, что между ними зарождается дружба. Ему и раньше претило чаще необходимого выходить из дома, но сейчас он и вовсе был готов ограничиться прогулками к реке и в магазин за продуктами.
А еще они были разными. Совершенно! В Городе с самого начала переняли такую модную в большом мире толерантность, и каждый считал своим долгом показать, что все равны совершенно во всем. Женщины и мужчины, высокие и низкие, темнокожие и светлокожие. Они так много говорили об этом, что, казалось, и впрямь верили в это. Но только не Берт. Сначала он и правда придерживался того же взгляда, что воспитали в нем родители, но со временем он стал замечать, что длинного и худого тяжелее уложить в тележку, чем коротышку, густые волосы лучше скрывали неудачи в швах, а разный разрез глаз требовал разных заменителей для зрачков. И много чего еще заметил Берт, скрупулезно внося свои записи в журнал. Даже кожа отличалась толщиной, а болезненные неровности на лице одного утопленника чуть было не заставили Берта избавиться от этого экземпляра. И только мысль о том, что коллекция потеряет уникальный экземпляр, заставила его справиться с брезгливостью.
Брезгливость Берта нередко сталкивалась с серьезными испытаниями. Человек внутри был куда неприятнее животного и тем паче птицы. А сколько отходов оставалось после набивки чучела! И желтый тяжелый жир, и багровые мышцы, и бледные, а порой словно опухшие внутренности. Пожалуй, Берт делал доброе дело, избавляя попавшие к нему тела от всей этой грязной требухи. Его новые друзья лишались того, что делало их одинаковыми, никаких дешевых аляпистых одежек из одного и того же сетевого магазина. Теперь каждый из них был особенным. Уникальным. Записанным в журнал под особым именем и со своими особыми отличительными признаками.
Конечно, не все удавалось легко. Особо часто страдали гениталии, но и пальцы тоже Берт не всегда мог выделать аккуратно, то оставляя их сохнуть прямо так, то рассекая кожу со стороны ладони и надеясь избавиться от тошнотворного запаха поскорее. Однажды он просто отрубил кисти и вместо них пришил кожаные перчатки, что были на незнакомом трупе в момент его утопления. Вышло просто отлично.
Оставалось дождаться посылки с пестицидами, и жизнь Берта можно было бы считать совершенно безоблачной и равномерно счастливой. Немногие могут похвастаться такой стабильностью.
И если бы Берту кто-то сказал, что именно он взбунтуется против подобной стабильности, он бы просто ухмыльнулся, привычно спрятав усмешку в ладонях, которыми прикрывал лицо, когда испытывал сильные эмоции. Эмоции с самого детства стесняли его, как свои, так и чужие, и он был уверен, что так дело обстоит и у всех прочих людей.
Джейн
Джейн пообещала Рэю, что в день его экзамена не будет влезать в какие-то дебри интриг, совать свой нос в Северный или в подземелье, а вместо этого подождет его.
– Вместе веселее, – заявил Рэй, тщетно скрывая за напускной бравадой свое беспокойство. Джейн, конечно же, все поняла правильно, но страшно умилилась и именно поэтому пообещала.
Она также твердо была уверена, что придет поддержать Рэя в свой обеденный перерыв, но решила сделать из этого сюрприз. Правда, все ее планы продержались ровно до участка.
– Где ты ходишь, Хоуп! – Рев обычно тихого и флегматичного господина Смита заставил ее подпрыгнуть и прижать руками уши. Она удивленно обернулась и обнаружила того стоящим рядом с дверью в святая святых криминалистов – лабораторию. И это притом, что обычно они просто не замечали эту дверь без обозначения. Именно поэтому Джейн никогда не видела Рэя на работе: они не пересекались с теми специалистами, чья работа была так близка к тому, чего официально в Городе не существовало.
На всякий случай Джейн взглянула на часы – нет, она точно не опоздала, скорее, наоборот, пришла раньше, чтобы до планерки успеть поболтать с Вилли. Она посмотрела на Тхоржевски, рассчитывая по выражению его лица получить подсказку, но добродушный толстяк выглядел так, словно боролся с организмом, отторгающим последнюю дюжину пончиков.
– Быстрее, черепаха! – снова взревел Смит, и Джейн поспешила к нему, полагая, что уж если начальник снизошел до оскорблений, то дело и впрямь высокой важности.
– Что случилось? – только и спросила она, прежде чем ее втолкнули в лабораторию без каких-либо объяснений. Смит зашел следом и как мог перекрыл своим тщедушным телом выход, словно Джейн могла сбежать. Не то чтобы она собиралась, но это заставило ее нервничать.
В лаборатории, кроме лысеющего старичка, который числился в участке криминалистом, находился еще один человек. Нервный индивид в грязной засаленной спецовке, от которой отчетливо несло гнилыми овощами и еще каким-то мусором.
– Вот вам Хоуп, – грубо произнес начальник, подталкивая Джейн к этому вонючему существу.
– Джейн Хоуп? – Индивид вскочил и энергично затряс ее руку в своей, отчего она с большим трудом удержалась от гримасы: запах от движущегося мужичка был куда сильнее, чем от сидящего. – Очень рад. Очень рад. Наконец-то!
– Хватит болтать, теперь рассказывайте про труп, – прервал его восторги начальник и кивнул старичку-криминалисту.
Джейн собиралась уточнить, что за труп и почему именно ее сюда позвали, когда Смит не раз указывал ей ее место, не давая слишком опасные задания, но не успела. Старик сдернул черное шуршащее покрывало с не замеченного ею ранее стола, и Джейн едва сдержала крик. Нет, она видела мертвецов до этого – сложно жить большой семьей и никогда никого не хоронить, да и посещение ритуального агентства Остакуса не прошло без столкновений с уже наполненными гробами, но такого зверства она никогда не встречала.
Лежащий на столе под мертвенно-сияющим светом труп был гол. Не обрит, а полностью освежеван. Было видно, что злоумышленник, кем бы ни был этот кровожадный маньяк, не заботился о сохранности тела: кое-где были глубокие порезы, не хватало пары пальцев, гениталий и – Джейн тут с трудом подавила тошноту – головы.
– Я могу сейчас определить, что потрошение не было причиной смерти, которая произошла не менее полутора суток назад, – прервал всеобщее молчание криминалист. – Вот тут, – он бесцеремонно ткнул пальцем в шею трупа, – ткани не так выглядят, как если бы отрезали голову живому. Резали некрупным ножом или скальпелем, множество чуть разнящихся срезов – не за один раз отсекли. Но большего сказать не смогу, пока не узнаю, откуда этот труп вообще взялся. А господин Порс готов говорить только с вами, Хоуп.
