Я был уверен, что меня побьют, но никто не сердился.
– Что такое «абсорбировать»? – спросил мужчина.
Я не успел ответить, потому что вошёл продавец дудок.
– Раньше детям с раннего детства покупали дудки за 100 рублей, – сообщил он громко. – Это развивает чувство ритма, речевой аппарат, мелкую моторику. Кто не развил чувство ритма, считай, жизнь прошла зря. Сто рублей. Даю попробовать, кто хочет. Дуть губами.
Он сыграл на дудке, потом на губной гармошке и на варгане.
* * *
Когда-то я жил у Олега Дарка. Поздно вечером (жена уже спала), я выбирался на кухню и доставал вонючие сигариллы: покровный лист из Суматры, внутри резаный табак. На них уходила половина моей скудной зарплаты в «Эксмо». Олег Дарк курил «Беломор». Изредка на кухню выбирался лауреат премии «Дебют» Андрей Егоров. Он тоже там обитал, с женой. У Егорова было утро, он жил по ночам. Я любил этого человека, он меня на дух не переносил. Курили молча. Иногда беседовали, но запомнилось молчание. Играли в шахматы. Дарк сначала проигрывал, потом начал выигрывать: я будто глупел на глазах. Мы с женой спали на полу на тонком детском матрасе (он дешевле). Был ещё надувной – он сдулся. С Дарком мы как-то повздорили: я нечаянно нарушил правила общежития, оправдывался, упирал на то, что человек я простой, не догадался. Олег ответил: «Утончайся». Я утончился с годами. Сейчас еду в электричке, люди смотрят сквозь меня в окно.
* * *
Выходя со станции Болшево, я вдруг услышал слева от себя голос поэта Данилы Давыдова. Я повернул голову. Данилы Давыдова не было.
Его голосом говорил по мобильному телефону какой-то незнакомый, неестественно худой человек с запавшими рыбьими глазами. Я сразу догадался, что это был мистер Треч из детской книжки писателя Джеймса Крюса «Тим Талер или проданный смех».
Одет человек был бедно, говорил по-русски, в общем, было ясно, что Треч разорился и обрусел, но шарфик на нём был всё ещё в клеточку, и фамилию по-прежнему следовало читать задом наперёд.
Я решил проследить за ним. Треч вышел со станции и направился в «Пятёрочку». Я с отвращением увидел, как он приобретает себе «Доширак». Не знаю, зачем понадобился дьяволу «Доширак»… Я разочаровался и потерял Треча из виду.
В магазине у меня тоже были дела. Закупившись продуктами, я побрёл домой. Болшево занесло снегом. Я шёл вдоль железки и смотрел на блестящий индустриальный забор, похожий на плитку белого шоколада, воткнутого в снег.
На углу забора стоял мой новый знакомый и жевал сигаретку. Я решил спросить его, зачем он украл голос Данилы Давыдова. Но почему-то спросил:
– Вы зачем купили «Доширак»?
Он не ответил, только грустно выпустил изо рта сигарету. Она упала в снег и прожгла в нём небольшую норку.
* * *
Переселившись в Болшево, я стал ездить на электричках.
Сначала я всегда выбирал второй вагон, потому что в первом смердело из туалета и сидели странные люди, которые предпочли этот вагон всем остальным.
В то время я часто размышлял о них, но понять не мог. Иногда я проходил мимо и думал, примерялся, трогал попой редкое свободное сиденье. У местных был вполне счастливый вид, хоть и немного обшарпанный. Но я не выдерживал запах. Считается, писатель должен изучать жизнь, но мне пришлось пренебречь стереотипом.
Итак, я выбирал второй вагон. Мне казалось, этого достаточно. Люди, которые шли сквозь поезд как утята, один за другим, раздражали меня. Все последующие вагоны ничем не отличаются от второго – так зачем ещё куда-то идти? Однажды утром, в час пик, я крикнул: «Куда вы прёте? Чего вам на месте не сидится?»
Честно говоря, я считал свой выбор единственно верным. Была особая смекалка в том, чтобы сразу садиться во второй вагон, и я радовался, что меня окружают люди, сумевшие до этого додуматься. Я прислушивался к беседам о бытовой несуразице, пялился на красивые добрые лица и писал стихи. Первый год жизни в Болшево прошёл у меня во втором вагоне.
Но в конце концов я почувствовал неладное. Ведь окружающих привел сюда тот же ход мысли, что и меня: желание убраться подальше от туалета. Второвагоночники были обусловлены своим жалким туалетным эскапизмом. А между тем, существовал другой уровень: те, кто сразу идут в третий вагон. Такие люди заранее учитывают, что во втором соберутся пассажиры, которые всего лишь догадались уйти из первого и презирают их общество.
Мне передалось это лёгкое презрение. Лица, раньше казавшиеся добрыми, стали какими-то помятыми, неопрятными. В один прекрасный день я собрался с духом и пересел в третий вагон.
Разница бросалась в глаза. Если население второго вагона было социально неоднородным, то в третьем ездили офисные работники, погружённые в свою сложную корпоративную жизнь. Они отличались здравомыслием, сидели молча или обсуждали по мобильным телефонам будущие отпуска. Некоторые читали книгу «Как повысить свою эффективность. Советы от Стива Джобса».
Первое время мне было комфортно, но потом я понял: комфорт – единственное, что являлось здесь какой-то ценностью. Для того, чтобы сразу пойти в третий вагон, была необходима известная расчётливость и даже мелочность. Я почувствовал стыд. Я видел вокруг одних безлошадных менеджеров младшего звена, для которых переход в третий вагон был чем-то вроде карьерного роста.
Меня манило прошлое, но возврат к примитивной бытовой романтике второго вагона стал невозможен. Я слишком изменился. Можно было только пересесть дальше, в четвёртый вагон, и однажды я так и сделал.
Помню этот день: была осень, дождь колотил по стеклам, я прошёл сквозь три вагона, раздражая других пассажиров, и сел на свободное сиденье в четвёртом. Я растерянно смотрел по сторонам и ничего больше не понимал. Все вагоны, кроме первого, ничем не отличались друг от друга. Не было ни единой причины здесь находиться.
В глазах окружающих я читал ту же растерянность. На миг у меня мелькнула мысль: стоило освоить самый первый вагон, тот, что рядом с парашей. Я-то надеялся, что четвёртый принесёт умиротворение, но на деле я находился в состоянии крайней фрустрации. Я больше не мог опереться ни на какие известные мне стереотипы. Здесь были просто люди, в их тревоге, в их беспомощности перед абсурдом.
Я встал и прошёл дальше, в пятый вагон, затем в шестой, седьмой, восьмой… Вероятно, рано или поздно вагоны закончатся, я устану и попытаюсь привыкнуть, но пока я бегу вперёд, ни на что особенно не надеясь.
Рисунки Александра Рытова
СОЗЕРЦАНИЕ ТВОРЦА
ВДОХНОВЕНИЕ ДЛЯ НИКИТИНА
ПОЭТИЧЕСКАЯ НИРВАНА
