– Приходили.
– А что спрашивали?
– Всякое. Как гавану курить спрашивали… Про собак…
– Каких собак?
– Про всяких, – уклончиво сказал Юрка. – Сенбернар, бультерьер…
Мимо прошла какая-то бабулька и укоризненно посмотрела на собеседников. Юрка подумал, что сто лет зимы она не проживёт. Старенькая уже. Прошлой зимой он сам еле дожил. Даже самому странно. Неизвестно, дойдет ли бабулька вообще домой. Может, её снегом накроет, и она превратится в снеговик.
Юрка решил, что надо догнать бабульку и угостить винегретом, но заметил, что дядька уже съел всё, что было в банке.
– Так папа что – был ветеринаром? – спросил дядька.
– Это кто?
– Это которые животных лечат.
– Нет, он не лечил. Это медики лечат, – убежденно сказал Юрка. – Папа был паладин.
– Кто-кто?
– Паладин. У них плюс два к жизни добавляется на каждом уровне и ауры есть.
– Чего? Ауры? Так он экстрасенс?
– В смысле?
– Ну, воду заряжает?
– Это зачем? – спросил Юрка.
– Чтоб пить. Такая специальная заряженная вода получается. Пьёшь и улучшаешь здоровье.
– Нет, это маги, наверное, могут. И то разве что водники.
– Умный ты парень! – похвалил дядька. – Сразу видно, много знаешь. Учишься хорошо?
– Ничего так.
– Сегодня пятёрку получил?
– Не… Сегодня не получил.
– Нехорошо это, – расстроился дядька. – Папа ругать будет?
– Будет…
Дядька задумался. Когда ему на нос села снежинка, он с трудом вытер её, промахнувшись несколько раз мимо носа, и спросил:
– А ремнём?
– Бывает, – сказал Юрка. – Иногда всю спину исполосует, но я терплю.
– Боже мой, господи… Что за звери! Пошли, я тебя домой отведу.
Слегка пошатываясь, дядька пошёл рядом. «Зверюги… ненавижу зверюг…», – бормотал он.
Когда Юрка свернул в переулок, дядька схватил его за плечо и спросил:
– Ты куда меня ведёшь, зверюга мелкая?
– Я человек! – сказал Юрка. – Веду домой.
– А выпить есть у тебя дома?
– Я попрошу у мамы, чтоб вам дали.
– Тогда ладно. Веди. А зовут тебя как?
– Вольдеморт, – сказал Юрка.
– У-у, пидарасы, – пробормотал дядька. – Ребёнка так назвать.
– А вас как зовут?
– Олег Андреевич.
Юрка завёл дядьку в подъезд и вызвал лифт. Пока лифт со скрипом опускался вниз, Юрка начал бояться дядьки. Какой-то он был старенький. И пахло от него не очень хорошо. Мама скажет: «А теперь ты кого привёл? Что за грибок вонючий? А ну быстро в свою комнату и уроки делать!»
– Дяденька, а вы кем работаете? – спросил он.
– Я на пенсии.
– А раньше кем были?
– Отлавливал разных зверюг и убивал, – сказал дядька.
– Из пистолета?
– Голыми руками. Вот этими вот руками!
Он потряс в воздухе руками. Лифт остановился на пятом этаже. Юрка с дядькой вышли. Точнее дядька вышел, а Юрка выскочил, трясясь от страха.
– А может, вы здесь подождёте, а я вам выпить принесу? – спросил Юрка.
– Молодец-парень! – восхитился дядька. – Уважение к старости. Иди, я подожду.
Старик сел на корточки и привалился спиной к стене. В это время дверь открылась и вышел юркин папа.
– Юрик, – сказал он. – А это кто?
– Это Олег Андреевич, он меня от собак спас.
– А почему он на корточках сидит? – шёпотом спросил папа.
– Устал потому что. Он голыми руками дрался.
– С собаками?
– С трансформерами. И винегретом угостил.
– Понятно, – сказал папа. – Маленький такой, и не подумаешь, что с трансформерами справиться может. Ну ладно, идём. Мама ужин приготовила, я уже тебя искать собирался.
Он с опаской оглянулся на дядьку. Но дядька ничего не слышал. Он уснул.
Папа Юрки не стал его будить и закрыл дверь. Утром дядьки уже не было, а всего через месяц прошли сто лет зимы, и никто не умер.
На платформе Ярославского вокзала вдруг увидел поэта Григория Медведева.
– Привет, – говорю. – А я, видишь, хот-дог ем.
– Вот и я.
– Фу! Как можно это есть?
– Непонятно. Как-то само жрётся.
– А я жду «Спутник». Я за МКАД-ом живу.
– Я тоже!
– Но работаю-то в Москве! – сварливо заметил я.
– Неужели? И я в ней, родимой, – поразился Григорий.
– Каждый день ездишь?
– Каждый.
Во мне росли ужасные подозрения. Я даже вспотел.
– А за МКАД-ом у тебя чего? Не ипотека ли? – спросил я наконец, не в силах бороться с подступившими чувствами.
– Ипотека, ипотека.
Пазл сложился. Я заплакал и вытер лицо хот-догом, наблюдая, как с каждым движением исчезают лоскуты вокзала и неба, просвечивающего сквозь предметы. Потом наступила темнота.
* * *
Я сидел в электричке и глядел прямо перед собой.
– Чего пялишься? – спросила девушка.
– У вас интересное лицо, такое, будто вы хотите перехитрить Господа, – сказал я, немного подумав. – И при этом большие руки. Такие руки я видел только у одной актуальной художницы. Она была скульптором и делала объекты из проволоки.
Девушка слушала меня с напряжённым вниманием. Её мама тоже.
– Однажды мы почти занялись сексом, на набережной в Венеции, но было ужасно холодно, а я её побаивался. К тому же мне это строго-настрого запретили на работе: она была не вполне адекватна и могла объявить, что я её изнасиловал. Считалось, от неё это можно ожидать. Чушь, наверное.
– А у меня интересное лицо? – спросила мама девицы.
– Я всё про вас знаю, – сказал я просто. – Вы учёный, жизнь вас интересует как нечто недостижимое, источник фрустрации. Вы так и не поняли, что же в ней интересного. Люди вас любят. За растерянное любопытство к их жизнедеятельности.
– А я? – поинтересовался мужчина в чёрной шапочке, надвинутой по самые уши.
– Вы – раздражительный старый гей. У вас рот перекошен. Ваша любимая книга – «Крутой» и «Последнее дело Крутого». Вам нужно любви, но вы не можете её абсорбировать. Она в вас не задерживается. Это грустно.
