– Что ещё за наследники чёрного карлика?
– Тэффи «Чёрный карлик».
– Ааааа. Чёрный карлик… чёрный карлик…. Нет такой книги… Давай Нонне Сергевне позвоним. Алло? Алло?
Сергевны нет.
– Оля, не отвечает Сергевна, я посмотрел в системе, карлика нет, есть только Тэффи «Алмазная пыль».
– Наверное, название поменяли, небось, это и есть «Чёрный карлик».
Чёрный карлик превратился в пыль,
и над ним качается ковыль…
Чёрный карлик, ты куда пропал?
«Я алмазной, тяжкой пылью стал».
Оля, Оля, где твой договор,
где наследников нестройный хор?
Кто подпишет карлику билет
на тот свет?
Нет ответа. Подпись не стоит.
У Сергевны телефон молчит.
Чёрный карлик умер и воскрес.
Поднялся над ним алмазный крест.
Мы идём в столовую, я выпиваю компот. На дне стакана поблескивает осколок стекла.
Между тем, этот снег положительно преследует меня. Теперь он за окном редакции. Я уверен, что мы окружены знаками, но не знаем, как их толковать.
7
Сегодня я решил встать на путь воина. Это значит, что я должен прекратить жаловаться на жизнь. Надо действовать так, будто каждый шаг – последний в моей жизни. Утром я проснулся и сразу понял, что это не так просто. Во-первых, мне трудно представить, что я могу сегодня умереть. Для этого надо ещё постараться. Например, засунуть два пальца в розетку невозможно, потому что дырочки в розетке слишком узенькие. Конечно, может случиться что-то непредвиденное, скажем, Паша сойдёт с ума и стукнет меня молотком по лбу. Или на улице на меня что-то упадёт. Я недавно проходил мимо дома, на котором было написано: «Осторожно. Возможно падение фрагментов балкона».
Итак, я проснулся утром и попытался представить, что я сегодня умру, и поэтому надо срочно что-то существенное сделать. Я подумал, что такого важного я могу совершить. И сразу же понял, что самое важное в эту минуту – ещё поспать. Это было важнее всего. Я, конечно, знал, что опаздываю на работу. Но воин не должен позволить сбить себя с толку такими соображениями. Он обладает безупречной волей и делает то, что должен. Поэтому я свернулся калачиком и снова заснул.
Во сне у меня осталась куча незавершённых дел. Во-первых, надо было узнать, что произошло с литературным критиком Сонечкой.
Я находился на Форуме молодых писателей в Липках и совершенно не думал о Сонечке. В последние годы она почти исчезла из моей жизни. Мое сомнительное чувство к Соне медленно, но верно угасало, потому что я был ей не нужен. К этому добавлялось то обстоятельство, что Соня говорила очень тихим голосом: я ничего не мог разобрать и постоянно переспрашивал. Это раздражало нас обоих.
Было почему-то лето, хотя Форум проходит осенью. Я гулял по берегу моря и смотрел, как солнце, похожее на тёмную сливу, постепенно тонет вдали. В реальности никакого моря там нет, но во сне было. Массивная деревянная лодка торчала из песка носом вверх, и её омывал прибой. Сверху на ней сидела чайка, и мрачно, словно ворона, смотрела на меня одним глазом. Откуда-то появился поэт-песенник Каракуменко, он спешил и собирался пройти мимо, не здороваясь. Он меня ненавидит и однажды вдалбливал моему другу, что со мной нельзя иметь дело, потому что потом не отмоешься. Чем я ему насолил – ума не приложу. Я, однако, поздоровался и спросил:
– Куда это ты бежишь?
Он слегка опешил, потому что обычно я тоже с ним не здороваюсь, и с перепугу ответил:
– К Соне: говорят, на неё напали.
– Что? – удивился я. – Кто?
– Никто не знает. Я побежал.
Почему-то во сне я знал, что Сонечка живёт не в пансионате, а в какой-то гостинице в городе. Это сделано специально, чтобы к ней никого не подселили, и она могла бы спокойно принимать у себя одного вальяжного литературного деятеля пожилого возраста, которого Сонечка любила уже давно.
Испугавшись за Сонечку, я побежал вслед за Каракуменко, но он куда-то исчез. Тогда я переместился в город одним мгновенным усилием воли, как это бывает во сне. Темнело. Со страшным грохотом мимо проносились машины, ощупывая зелёными фарами блестящий от влаги асфальт. Фонари стояли без движения, как мёртвые с косами, и не горели. Я прошёл под мостом и увидел гостиницу – белый двухэтажный домик.
На ресепшн была только уборщица. Она мыла пол и мрачно зыркала глазами в мою сторону.
– Я к Соне Шишкиной, она сегодня вписалась, – сказал я уборщице.
– Ещё один, – сказала уборщица. – Ходят и ходят сегодня к ней, и всё мужчины. Один уйдёт, другой придёт. Что такое?
– Да я так, ничего такого, – сказал я. – Мне проведать нужно, говорят, с ней случилось что-то.
– Случилось, как же, – проворчала уборщица. – Мужчины ходят. Вон вверх по лестнице идите.
Я поднялся вверх по шикарной парадной лестнице, устланной длинной пурпурной тканью, и пошёл по этажу. На одной из дверей была золотая табличка с надписью «Соня Шишкина». Я толкнул дверь и увидел маленькую каморку с кроватью и столиком перед ней. На кровати сидела совершенно бледная Сонечка и наливала себе в стакан минеральную воду. Было тихо, как в гробу.
– Привет, – сказал я.
– Серёженька? – встрепенулась Соня. – Фухххх… Заходи. Как ты меня нашёл?
– Что-что-что? А-а, как нашёл… Сам не знаю, – признался я. – Шёл, шёл… Что с тобой произошло?
– А что со мной произошло? – спросила Сонечка и начала судорожно пить воду.
– Что-что-что? А-а, что произошло… Говорят, напали на тебя.
– Кто напал?
– Не знаю. Маньяк какой-то. Мне Каракуменко сказал.
– Трепло он… – пробормотала Соня.
– Кто-кто-кто? А-а, трепло… Да, он трепло. Ну вот, короче, я забеспокоился и пришёл.
– Спасибо, – поблагодарила Соня и посмотрела на меня с теплом. – Кроме тебя, никто не пришёл. Я почему-то знала, что именно ты прискачешь.
– Как? – удивился я. – А уборщица мне сказала, что к тебе многие сегодня поднимались.
– Странно… Никто не приходил. Я тут одна.
– А Каракуменко?
– И Каракуменко не приходил.
В это время в дверь постучали, и в комнату вошёл Каракуменко. Он был очень удивлён, увидев меня. В руках он держал совершенно мокрый зонт.
– Господи, – сказал Каракуменко. – Здравствуй, Соня. А этот что здесь делает?
Под «этим» он имел в виду меня.
– Пришёл… – ответила Соня.
– Как ты здесь оказался раньше меня? – обернулся ко мне Каракуменко.
