Мэрайя упорно стремится к тому, чтобы поменьше пересекаться с Кензи, когда та приходит к Вере. Если Кензи на кухне, у Мэрайи находится какое-нибудь дело в гостиной. А если Кензи наверху, хозяйка дома спускается в подвал. Она слишком нервничает в присутствии этой женщины. Слишком боится сказать что-нибудь, о чем потом пожалеет.
Сегодня Кензи пообещала заплести своей подопечной французскую косу.
– Мы играем в салон красоты, – говорит она Мэрайе. – Пожалуйста, присоединяйтесь.
– Спасибо, но я лучше не буду вам мешать.
– Да нет… Если честно, я прошу вас присоединиться, потому что должна посмотреть, как вы с Верой общаетесь.
Мэрайя втягивает голову в плечи. Это ведь ненадолго… И отказаться нельзя – хуже будет.
– Ладно, – соглашается она и улыбается. – Только не делайте мне химическую завивку.
Они вдвоем поднимаются на второй этаж. Кензи стучится в дверь Вериной комнаты. Девочка сразу же открывает и кричит:
– Я готова! Я вымыла голову с шампунем и кондиционером.
Кензи садится на кровать и начинает гладить волосы девочки. Они струятся сквозь ее пальцы, как серебро.
– Хочешь обычную французскую косу или косу наоборот?
Вера смотрит на мать, они обе пожимают плечами.
– Наше собственное мастерство ограничивается конским хвостиком, – признается Мэрайя. – Для нас любой вариант шикарен.
Кензи берет с макушки своей подопечной прядь волос и разделяет ее на три части.
– В Верином возрасте меня подстригли почти под ноль.
– Ее папа хотел, чтобы она была мальчиком, – шепотом поясняет Вера матери.
– Это правда, – кивает Кензи. – Поэтому как только я стала более или менее самостоятельной, то первым же делом отрастила волосы ниже задницы.
Хихикнув, Вера громко шепчет Мэрайе:
– Ма! Кензи сказала «задница»!
– Упс!
Кензи плетет косу, каждый раз присоединяя к центральным прядкам волосы сбоку. Мэрайя внимательно смотрит, как будто потом от нее потребуют это повторить.
– Я выросла в Бостоне, – жизнерадостно говорит Кензи. – Вера, ты когда-нибудь была там?
– Нет. – Вера слегка изгибается. – Зато мы ездили в Канзас-Сити.
Канзас-Сити. Это слово звучит для Мэрайи как удар, от которого у нее перехватывает дыхание. Она никогда не врала Кензи, но о своей попытке залечь вместе с дочерью на дно предпочитала не говорить вообще. Теперь ей кажется, что то, о чем она умалчивает, большими буквами написано у нее на лбу. Любой, кто посмотрит ей в лицо, сразу узнает о ее связи с Иэном, о Майкле и о его встрече с Верой.
– Ты ездила в Бостон, когда была совсем маленькой, солнышко. – Мэрайя делает отчаянную попытку сменить тему. – Ты просто не помнишь.
– А Канзас-Сити помню.
– Милая… Кензи это, наверное, неинтересно.
– Почему же? Я плету, а ты, Вера, рассказывай. Когда вы ездили в Канзас-Сити?
– На прошлой неделе, – отвечает Вера.
Кензи вопросительно поднимает глаза.
– Мне захотелось увезти ее отсюда. Подальше от всего этого, – тихо поясняет Мэрайя.
– Почему именно на прошлой неделе, а не раньше?
Мэрайя отворачивается:
– Потому что время пришло. Это сумасшествие длилось уже слишком долго.
– Может быть, ваш отъезд как-то связан с решением Колина забрать у вас опеку? Ведь он сообщил вам о своем намерении.
Мэрайя судорожно соображает, как бы так ответить, чтобы не казалось, будто она хотела обойти закон, хотя это правда. Она смотрит на Веру: нужно как-то перевести разговор в другое русло, пока дочка не сболтнула про Иэна.
– Это получилось ненамеренно. Я только хотела упростить ситуацию.
– Почему именно Канзас-Сити?
– Мы наугад взяли билеты на первый же самолет, который вылетал из аэропорта.
Вера подпрыгивает на кровати:
– Ага, а знаете, кто летел первым классом?
– Вера! – резко произносит Мэрайя, и девочка тут же замолкает.
Мэрайя сжимает губы, прекрасно понимая Верино замешательство и чувствуя на себе пристальный взгляд Кензи.
– Главное, что мы вернулись. Как только узнали о повестке, сразу приехали.
Кензи смотрит не моргая. Мэрайя чувствует, как капля пота скатывается за воротник рубашки. Выражение лица назначенного судом опекуна не оставляет сомнений. Эта женщина лжет. Но сказать ей больше – значит признаться в желании спрятаться от Колина и от тяжбы, которой он пригрозил. А еще пришлось бы говорить о связи с Иэном, хотя это и его тайна тоже. Мэрайя отвечает на адресованный ей взгляд, твердо решив, что на этот раз не отведет глаз первая. К ее удивлению, это делает Кензи. Не достает свой блокнот, не забрасывает Мэрайю новыми вопросами или упреками, а лишь слегка отодвигается от нее и, тихо напевая, продолжает свою работу: перебирает прекрасные волосы Веры, как нити на ткацком станке, ловко подхватывая все свободные концы.
– О господи, Иэн, я так рада, что ты позвонил!
Он улыбается, прижимая трубку к уху:
– А я очень рад, что ты так рада моему звонку, дорогая.
– Мне кажется, она знает. Опекун по назначению суда. Сегодня она задавала вопросы, Вера проболталась про Канзас-Сити и…
– Мэрайя, успокойся. Сделай глубокий вдох. Вот так. Теперь рассказывай.
Мэрайя передает ему недавний разговор с Кензи ван дер Ховен. Он слушает, нахмурившись, потом отвечает:
– По-моему, это еще ни о чем не свидетельствует. Пока она знает только одно: в самолете Вера видела кого-то, кто произвел на нее впечатление. Может, группу Backstreet Boys, а может, принца Уильяма.
– Еще она знает, когда мы уехали и когда Колин подал иск.
Иэн смягчает голос:
– Это она бы и так рано или поздно выяснила. Ты привезла Веру обратно – лучшего оправдания тебе и не нужно. – Он на несколько секунд замолкает, вспоминая свою встречу с Мецем. – Я же говорю тебе, Мэрайя: не беспокойся. Я обещал тебе все уладить. Или ты мне не доверяешь?
Одно ужасное мгновение она молчит. А потом Иэн чувствует мощную волну тепла, которая доходит до него по проводам раньше, чем голос Мэрайи:
– Доверяю, Иэн. – (Он хочет ответить, но не находит слов.) – Извини, что втянула тебя в эту нашу историю, – добавляет Мэрайя.
Иэн закрывает глаза:
– Дорогая, ваша история – это как раз то, во что я больше всего на свете хочу быть втянутым.
16 ноября 1999 года
В день, когда Кензи встречается с Милли Эпштейн, кафе в центре Нью-Ханаана предлагает в качестве блюда дня жареную рыбу с картошкой фри.
