Как только Иэн отъезжает от домика, начинает накрапывать. В зеркале заднего вида он видит стоящую на пороге Мэрайю. Ее силуэт очерчен желтым светом свечей. И где она только достала эти свечи? И настольную игру, и все остальное, раз уж на то пошло. Сжимая руль дрожащими руками, Иэн пытается вспомнить, как доехать до ближайшего супермаркета «Пигли-Вигли». Потрепанные коврики, игральные кубики, женщина, накрывающая на стол, – все это крутится у него перед глазами. Он кое-как заставляет себя сосредоточиться на покупках: нужны яйца, молоко, сок, кукурузные хлопья, сладкая газировка, макароны… Мысленно продолжая этот список, Иэн помогает себе не думать о том, что жизнь, которую он вел до сих пор, можно назвать роскошной, но счастливой – нельзя.
Мама вечно забывает все самое хорошее. Книжки для чтения перед сном у Веры нет; журнал «Ридерз дайджест» не в счет. А сегодня мама даже «Красную Шапочку» не может рассказать не путаясь.
– Девочка взяла корзинку с гостинцами для бабушки, – подсказывает Вера. – Помнишь?
– Да-да, – говорит мама, продолжая смотреть на дверь.
Наверное, очень кушать хочет. Иэн Флетчер обещал привезти обед, но куда-то пропал, поэтому они ничего не поели, кроме драже «Тик-так», завалявшегося в сумочке. Закрыв глаза и мысленно приглушив мамин голос, Вера могла бы услышать, что ее живот шумит, как вода на нью-ханаанской дамбе.
– Постучала Красная Шапочка в дверь и спрашивает волка…
– До волка ты еще не дошла, – возражает Вера. – Он должен съесть бабушку.
– Бога ради! Ты же знаешь сказку наизусть! Почему бы тебе ее самой себе не рассказать?
Надевая ночную рубашку, Вера сболтнула что-то вроде того, что она, мол, не знает, найдет ли ее Бог здесь, в Канзасе. Мама, подскочив, строго-настрого запретила ей говорить о Боге, когда рядом Иэн Флетчер. А теперь даже одеяло подоткнуть не хочет. Вера поворачивается на бок, лицом к стенке. Если она сейчас заплачет, то пусть этого никто не увидит.
– Ладно, – бормочет она.
Мама кладет руку ей на плечо:
– Извини. Я не должна была на тебя срываться.
– Все нормально.
– Да нет, я была не права. Я устала и проголодалась, но это не твоя вина. – Мама трет глаза ладонями и вздыхает. – Я что-то не в форме, давай обойдемся сегодня без сказки, хорошо?
– Хорошо, – шепчет Вера.
– Спасибо, – улыбается мама и, поцеловав ее в макушку, встает.
Но Вера хватает маму за рукав:
– Мне здесь не нравится. – В горле как будто что-то застревает, и, к Вериному смущению, слезы начинают литься из глаз, прежде чем она успевает сделать попытку сдержать их. – Здесь странно пахнет, нет канала «Дисней» и есть нечего!
– Знаю, милая. Мистер Флетчер это уладит.
– А почему мы вообще должны с ним жить?
Мамино лицо вдруг становится очень грустным, и Вера сразу жалеет, что задала такой глупый вопрос.
– Утро вечера мудренее. Если с мистером Флетчером нам не понравится, мы просто сядем на самолет и куда-нибудь улетим. Может, и в Лас-Вегас.
Умиротворенная такой перспективой, Вера чувствует, как мама ложится рядом, и вспоминает гамак, который висит у них в саду. Когда Вера легла в него в первый раз, ей стало страшно, что веревки порвутся, но они не порвались.
– Может, нам повезет, – говорит она, зевая.
Мама крепко обнимает ее:
– Может быть.
Сначала он чувствует запах дыма. Потом перед ним высоко-высоко взмывают два одинаковых огненных столба. От взгляда на них у него чернеет в глазах, но он знает, что должен прорваться. Родители! Боже, они горят! Очертя голову он ныряет в пламя, не обращая внимания на боль, которая быстро разливается по всему телу. Хотя жар и дым разъедает глаза, он видит протянутую руку с растопыренными пальцами, тянется к ней и хватает за запястье. Рывок – и они выкатываются из огня. Приземлившись, он понимает, что тот, кого он крепко держит, – его брат. Брат, к которому нельзя прикасаться. Который не выносит, когда к нему прикасаются. Который видит на своих плечах руки Иэна и начинает кричать – громко, громко, громко…
– Мистер Флетчер?
Иэн вздрагивает. Он весь в поту, одеяло сползло на пол. Мэрайя Уайт трогает его за руку, опустившись на колени перед грязным старым диваном.
– Вам приснился кошмар.
– Ничего мне не приснилось, – произносит Иэн хрипло.
Если бы он и правда видел страшный сон, следовало бы признать, что ему удалось на какое-то время заснуть, а это почти исключено.
Отстранившись от Мэрайи, Иэн съеживается в углу дивана и промокает потное лицо краем футболки. Это было безумие – вообразить, будто он сможет выдержать больше нескольких часов в здешних краях, где его на каждом шагу одолевают прогнившие воспоминания. Даже если ему удастся устроить встречу Майкла с Верой, это тяжело по нему отрикошетит.
Мэрайя протягивает Иэну стакан водопроводной воды. Он берет и жадно выпивает. Потом, проследив за ней взглядом, смотрит на покупки, оставленные на столешнице. Вернулся он поздно: дверь в спальню была уже закрыта, на диване лежало сложенное в стопку постельное белье. Чтобы не будить Уайтов, Иэн решил не греметь дверцами шкафов и оставить нескоропортящиеся продукты неразобранными до утра. Достав блокнот, он начал набрасывать кое-какие заметки для следующего эфира. Больше он ничего не помнит до того самого момента, когда рядом с ним оказалась Мэрайя Уайт.
– Вы что-то говорили про пожар, – поколебавшись, произносит она.
– Думаю, я много чего говорил.
– Не знаю. Я вышла только что.
– Ваша дочка не проснулась?
Мэрайя мотает головой:
– Вера спит крепко.
– Значит, я разбудил только вас. Извините.
На губах Мэрайи появляется призрачная улыбка.
– Не разбудили. В своей прошлой жизни наш матрас был орудием пытки.
– С его помощью, – смеется Иэн, – наверное, дожимали тех заключенных, которые не раскололись на этом диване.
Его глаза встречают взгляд Мэрайи.
– Пойду проверю Веру, – тихо говорит она.
– Конечно идите. И еще раз прошу прощения.
Мэрайя поднимает с пола скомканное одеяло и встряхивает его: оно надувается, как парус, и с мягким шорохом ложится Иэну на колени. Она тянет за края – оно разглаживается. Это простое движение, которое любая мать выполняет инстинктивно, заставляет Иэна затаить дыхание, чтобы чары не рассеялись.
– Спокойной ночи, Иэн, – произносит Мэрайя.
Он кивает, не в состоянии что-либо сказать, и смотрит на аккуратные изгибы ее маленьких босых пяток, пока она не закрывает за собой дверь спальни. После этого Иэн снова вооружается блокнотом и ручкой, улыбаясь при мысли, что Мэрайя Уайт впервые назвала его по имени.
