– Моя мать говорит, что Вера тоже еврейка. Формально. Поэтому я здесь.
– Вера разговаривает с Богом? – (Я еле заметно наклоняю голову, и все же это утвердительный ответ.) – Миссис Уайт, я не вижу в этом проблемы.
– То есть как не видите?
– Многие евреи разговаривают с Господом. В иудаизме верующие могут обращаться к Нему напрямую. Так что, если Вера говорит с Богом, – это нормально. Вот если Бог говорит с Верой – это уже другое дело.
Я рассказываю о том, как моя дочь на качелях распевала стих из Книги Бытия, как заставила меня пойти в библиотеку за Посланием к Евреям, как упомянула об утопленном мною котенке, хотя я хранила эту историю в тайне. Дослушав меня, раввин спрашивает:
– Вера получала от Бога какие-нибудь пророчества? Какие-нибудь указания относительно того, как искоренить зло на Земле?
– Нет, ничего такого она ей не говорила.
– Она? – переспрашивает раввин после небольшой паузы.
– Да. Того, кто к ней является, Вера называет хранительницей.
– Я бы хотел поговорить с вашей дочкой.
Я оставляю их в молельном зале вдвоем. Через полчаса раввин Вайсман выходит ко мне в притвор.
– Маймонид, – говорит он так, будто мы не прерывали нашего разговора, – пытался объяснить, что представляет собой лик Господа. Это не обычное лицо, ведь Бог не человек. Это ощущение того, что Он здесь и все ведает. Как Он создал нас по Своему образу и подобию, так и мы создаем Его по нашему образу и подобию. Чтобы нам проще было думать о Нем. В Мидраше упоминается несколько случаев, когда Бог зримо явился людям: на Красном море Он принял обличье молодого воина, на горе Синай – обличье старого судьи. Почему не наоборот? Потому что при переходе через море людям был нужен герой. Старец бы не подошел. – Раввин поворачивается ко мне. – Впрочем, вы все это, наверное, и сами знаете.
– Нет. В первый раз слышу.
– Правда? – Равви Вайсман внимательно меня изучает. – Я попросил вашу дочь нарисовать того Бога, которого она видит.
Он протягивает мне изрисованный мелками листок. Я не ожидаю ничего удивительного, ведь Вера и раньше изображала свою хранительницу. Но на этот раз рисунок выглядит по-новому: женщина в белом сидит на стуле и держит на руках десять младенцев – черных, белых, красных и желтых. При всей схематичности изображения лицо этой матери чем-то похоже на мое.
– Вы хотите сказать, что Вера думает, будто Бог похож на меня? – наконец спрашиваю я.
– Я этого не говорю, – пожимает плечами равви Вайсман. – Но другие могут.
Видя дорогой итальянский костюм, аккуратно причесанные волосы и изысканные манеры доктора Грейди Де Врие, специалиста по детской шизофрении, трудно предположить, что бóльшую часть трехчасового сеанса он проведет на полу с Верой и лысой Барби. Однако, сидя у смотрового окна, я вижу, что именно так он и поступает. Наконец они с доктором Келлер выходят ко мне.
– Миссис Уайт, – говорит доктор Келлер, – доктор Де Врие хочет с вами поговорить.
Он садится напротив меня:
– С какой новости начать: с хорошей или с плохой?
– С хорошей.
– Рисперидон мы отменяем. Психоза у вашей дочери нет. Я больше двадцати лет изучал психотические расстройства у детей, писал на эту тему статьи и книги, выступал как эксперт на судебных процессах… Я это к тому говорю, что вы можете на меня положиться: во всем, кроме одного-единственного аспекта, Вера – психически здоровая и в разумных пределах довольная жизнью семилетняя девочка.
– В чем же заключается плохая новость?
Доктор Де Врие потирает глаза большим и указательным пальцем:
– В том, что она действительно что-то слышит и с кем-то разговаривает. Та информация, которую она озвучивает, в значительной степени не соответствует ее возрасту и не обусловлена ситуацией. Поэтому приписать ее слова воображению мы не можем. Но это не физическая болезнь. И на психическую также не похоже. – Доктор Де Врие смотрит на свою коллегу. – С вашего разрешения, миссис Уайт, я хотел бы попросить доктора Келлер представить Верин случай на симпозиуме психиатров. Может быть, в ходе дискуссии будут высказаны какие-нибудь предположения.
Через смотровое окошко я вижу, как Вера запускает в воздух летающую балерину и смеется, когда загораются яркие огоньки.
– Не знаю… Мне бы не хотелось, чтобы ее показывали как какую-то диковину.
– Миссис Уайт, присутствие девочки не понадобится. И имен мы называть не будем.
– Вы думаете, что ваши коллеги помогут вам понять, в чем проблема?
Доктор Де Врие и доктор Келлер обмениваются взглядами.
– Мы надеемся, – говорит он. – Но может оказаться и так, что это явление не из разряда тех, на которые мы способны влиять.
Глава 4
В сомненье честном больше веры,
Чем в половине строгих вер.
А. Теннисон. Памяти А. Г. Х.
27 сентября 1999 года
Если Аллена Макмануса отправляют освещать какой-нибудь симпозиум, он воспринимает это как дополнительные шесть часов сна. Когда в отель «Бостон харбор» съезжается определенное количество высоколобых профессоров, газета «Бостон глоб» непременно посылает туда внештатника, и выбор всегда падает на него, Аллена, хотя, вообще-то, он специализируется на некрологах. Видимо, главный редактор улавливает связь: на этих конференциях, как правило, немудрено умереть от тоски.
Аллен, сгорбившись, сидит в одном из последних рядов аудитории. Он успел записать название симпозиума и считает, что этой информации достаточно, чтобы заполнить те две газетные строки, которые не жалко потратить на такую скукотищу. Он уже приготовился накрыть лицо шляпой и вздремнуть, но к кафедре подходит привлекательная женщина. Ее появление пробуждает любопытство: несмотря на свою журналистскую специализацию, Аллен все-таки живой. Почти все другие докладчики – старые говнюки, похожие либо на его отца, либо на сурового священника той церкви, где он в детстве прислуживал у алтаря. А тут вдруг такая приятная неожиданность! Впервые за весь день Аллен встрепенулся.
У женщины стройная, изящная фигура. Волосы причесаны без выкрутасов. Она заправила их за уши, чтобы не мешали раскладывать листки.
– Доброе утро, леди и джентльмены. Я доктор Мэри Келлер, – говорит она и, бросив взгляд на свои заметки, делает небольшую паузу. Подумав, продолжает: – Тема моего доклада довольно нестандартная, поэтому я решила не зачитывать готовый текст, а просто рассказать вам о двух изученных мной случаях. Первый из моей нынешней практики: мать привела семилетнюю дочь ко мне на лечение, потому что у нее появилась воображаемая подруга, которую она считает Богом. А второй случай тридцатилетней давности.
И доктор Келлер рассказывает о том, как в католической школе пятилетнюю девочку заставляли в знак покаяния подолгу простаивать на коленях. Однажды она почувствовала рядом с собой шевеление чего-то теплого и упругого. Обернулась, но никого не увидела.
