– Опять же, пока я не побеседую с ребенком лично, мой вывод – это только гипотеза. Но если собеседование подтвердит то, что подсказывает мне интуиция, то я смогу сказать: Вера Уайт – жертва делегированного синдрома Мюнхгаузена. Жизнь девочки в опасности, и, для того чтобы вернуть ей физическое и душевное здоровье, ее необходимо надолго изолировать от матери. Очевидная альтернатива – отец. Он может дать ребенку все необходимое: поддержку, любовь, здоровую среду. Если, конечно, врачи сумеют восполнить тот ущерб, который уже нанесен здоровью девочки. Но полагаю, Вера выйдет из комы и при условии изоляции от матери и грамотного психотерапевтического лечения быстро пойдет на поправку.
– Спасибо, доктор, – говорит Мец и поворачивается к Джоан. – Свидетель ваш.
Джоан опирается обеими руками о стол. На ней эффектный розовый костюм, придающий ей чувство уверенности.
– Доктор Берч, вы здесь по просьбе мистера Меца?
– Да.
– Он вам платит?
– Возражаю! – вмешивается Мец.
– Хорошо, тогда такой вопрос: какой у вас опыт работы?
– Двадцать три года.
– За эти двадцать три года сколько у вас было пациентов?
– Ох… Наверное, человек пятьсот. Или даже шестьсот.
– Понятно, – кивает Джоан. – Скольким из этих пятисот-шестисот человек вы лично поставили диагноз «делегированный синдром Мюнхгаузена»?
– Шестидесяти восьми.
– Во всех ли шестидесяти восьми случаях вы лично разговаривали с матерью ребенка?
– Да.
– Во всех ли шестидесяти восьми случаях вы лично разговаривали с самим ребенком?
– Да.
– Общались ли вы как специалист с Мэрайей Уайт?
– Нет.
– Общались ли вы как специалист с Верой Уайт?
– Нет. Господи, она же в коме!
– Тогда на каком основании вы ставите столь редкий диагноз? На основании прочитанных вами газетных статей, на основании отзывов врачей, на основании сохранившихся в психиатрической клинике документов семилетней давности… или просто на основании слухов?
– Нет…
– Разве вы можете поставить диагноз, не побеседовав ни с ребенком, ни с матерью?
Щеки доктора вспыхивают.
– Можно поставить диагноз условно. Я всего в шаге от окончательного вывода.
Джоан вздергивает бровь:
– Понимаю. Итак, вы условно заявляете, что у Мэрайи Уайт делегированный синдром Мюнхгаузена. Но вероятно, имеющиеся симптомы могут свидетельствовать и о каком-либо другом заболевании?
– Миз Стэндиш, всегда можно предположить что-то еще. Но я много лет изучаю синдром Мюнхгаузена, и этот диагноз представляется мне наиболее вероятным.
Джоан смотрит в свои записи:
– Вы когда-нибудь слышали о соматизированном расстройстве?
– Разумеется.
– Не могли бы вы объяснить нам, что это такое?
– Это расстройство, при котором у пациента обнаруживаются симптомы, вызванные психологическими причинами. Иначе говоря, в том, что он болеет, виновата его собственная психика. Например, ребенок может покрываться сыпью при каждом визите отца. В таких случаях внешние симптомы являются выражением внутренней психологической проблемы. Иногда дети подобным образом подсознательно привлекают к себе внимание.
– Вы видели таких пациентов?
– Много раз.
– Это расстройство гораздо менее редкое, чем синдром Мюнхгаузена, верно?
– Да.
– А правда ли, доктор, что соматизированное расстройство и синдром Мюнхгаузена часто выглядят похоже?
– Да. В обоих случаях симптомы не имеют органической этиологии. В первом случае потому, что они сфальсифицированы, во втором – потому, что вызваны психологической причиной.
– Понятно. А как соматизированное расстройство диагностируется?
– Проводится беседа с родителями и с ребенком. Также необходим ряд медицинских анализов.
– То есть используется та же стратегия, что и для синдрома Мюнхгаузена?
– Да. Но определяющим фактором здесь является исчезновение симптомов в результате изоляции от родителя. Если у ребенка соматизированное расстройство, он продолжает болеть и в отсутствие матери.
Джоан улыбается:
– Ваша честь, разрешите к вам подойти.
Судья кивает, оба адвоката подходят.
– Ваша честь, позвольте мне, пожалуйста, небольшую вольность. Я хотела бы продемонстрировать живой экспонат.
– Что еще, черт возьми, за экспонат? – хмурится Мец. – Цыпленок?
– Сейчас увидите. Ваша честь, мне это действительно очень нужно.
– Вы не возражаете, мистер Мец? – спрашивает судья.
– Не возражаю. Сегодня я великодушен.
Получив согласие Ротботтэма, Джоан кивает Кензи ван дер Ховен, та подходит к задней двери и подает знак приставу, который вводит в зал суда Веру.
На Вере розовое платье на тон светлее костюма Джоан, серебристые волосы блестят. Заразительно улыбаясь, девочка машет Мэрайе, а журналистов, синхронно разинувших рты, как будто даже не замечает. Если бы не бледность и не бинты на ручках и на шейке, никто бы не предположил, что несколькими часами ранее ее жизнь висела на волоске.
Мец в замешательстве. Он смотрит на Колина, который внезапно нашел нечто очень интересное у себя на коленях.
– Вы знали об этом? Знали?
Прежде чем Колин успевает ответить, Джоан говорит:
– Доктор Берч, вам знаком этот ребенок?
– Думаю… Полагаю, это Вера Уайт, – отвечает эксперт.
– Когда вы видели ее в прошлый раз?
– В субботу поздно вечером. Было непохоже, что она доживет до конца выходных.
Его глаза расширены от удивления.
– Как вы оцениваете ее состояние сейчас?
– Она выглядит превосходно! – торжествующе улыбается Берч.
– Чем вы это объясните?
Психиатр бросает гордый взгляд сначала на Меца, потом на Джоан:
– Очевидно, мое предположение оказалось верным. У Мэрайи Уайт делегированный синдром Мюнхгаузена. В ее отсутствие болезнь Веры, как мы все видим, резко пошла на спад. – Он указывает на девочку, чинно сидящую рядом с Кензи ван дер Ховен. – Надеюсь, что суд и в дальнейшем будет держать Мэрайю Уайт на расстоянии от ребенка.
– Доктор, не могу выразить, как я вам признательна, – широко улыбается Джоан.
Несколько встревоженный, Малкольм Мец просит паузу. Он плохо знает Джоан Стэндиш, но в одном не сомневается: едва ли она решила подарить ему победу. Когда судья объявляет короткий перерыв, Мец дотрагивается до плеча клиента:
