Мэрайя распалась на части, но снова себя собрала. Может, она и колеблется при любом дуновении ветра, но тем не менее стоит на ногах, вся испещренная шрамами. Когда опять сверкнула молния, однажды уже поразившая ее, она выстояла. Не побоялась снова рискнуть. В отличие от Иэна. По идее, Мэрайя должна бы бежать еще отчаяннее его, спасаясь от новой любви. Но не бежит. Он знает это, как никто другой.
Пускай несколько лет назад Мэрайя попыталась покончить с собой. Пускай суд и сейчас сомневается в ее душевном здоровье. Для Иэна она – самая сильная женщина из всех, кого он встречал.
Он встает, отряхивается и шагает по улице.
Открывая дверь, я в последнюю очередь ожидаю увидеть Колина. И вот он стоит передо мной.
– Можно войти?
Кивнув, я пропускаю его в дом, который до недавнего времени он называл своим. Я закрываю дверь и хватаюсь рукой за горло, чтобы физически помочь себе удержать внутри все те ужасные слова, которые вот-вот сорвутся с губ.
– Ты зря пришел. Ни мой, ни твой адвокат этого бы не одобрили.
– Сейчас мне насрать, что скажет Мец. – Колин садится на ступеньку лестницы, ведущей на второй этаж, и закрывает лицо руками. – Я был у Веры.
– Знаю. Мама сказала, что ты приходил.
Колин поднимает глаза:
– Она… Боже мой, Рай, ей так плохо!
На несколько секунд меня парализовывает страх, но потом я заставляю себя выдохнуть. Наверное, Колин испугался, потому что просто не знал, чего ожидать.
– Врачи говорят, ее сердце теперь работает стабильно… – продолжает он.
– Сердце? – переспрашиваю я надтреснутым голосом. – Что у нее с сердцем?
Колин, по-видимому, искренне удивлен моим неведением:
– Оно остановилось. Сегодня днем.
– Остановилось? У моей дочери была остановка сердца, а мне даже не сказали? Я еду в больницу!
Колин проворно вскакивает и хватает меня за руку:
– Нельзя. Тебе туда нельзя, и я очень об этом сожалею.
Я смотрю на его пальцы, сжимающие мою руку, чувствую прикосновение его кожи к моей и в следующую секунду уже плачу на его груди:
– Колин, расскажи мне все.
– Ей ввели трубку в горло, чтобы она могла дышать. Использовали дефибрилляторы – такие штуковины, которые заставляют сердце биться. У нее опять пошла кровь, случился припадок. – В голосе Колина слышны слезы; я глажу его по спине. – Это из-за нас с ней происходит такое? – спрашивает он.
Я смотрю на него: он что, меня обвиняет? Нет, пожалуй, для этого он слишком огорчен. Наверное, увиденное действительно потрясло его до глубины души.
– Не знаю.
Мне вдруг вспоминается ночь Вериного рождения. Меньше чем за месяц до того я выписалась из Гринхейвена и все еще была как в тумане от таблеток, которые мне там давали. Почти все казалось каким-то ненастоящим. Я не узнавала ни Колина, ни своего дома, ни своей жизни. Только когда меня пронзила боль схваток, я словно бы вернулась.
Я помню лампы, которые стояли на полу, как будто в палате снималось кино. Помню пластиковую маску на акушерке. Помню, что, когда она надела перчатки, запахло латексом. Помню, что Колин потерял сознание и, падая, ударился головой о тумбочку. Внимание медперсонала переключилось на него, а я, держась за живот, ждала своей очереди. Я думала о своем сердце, которое балансировало прямо над ножками ребенка, как мячик на носу дрессированного тюленя. А потом я вдруг почувствовала, что единственный способ избавиться от боли – вытолкнуть ее из себя. Я толкала и толкала, как будто хотела вывернуться наизнанку. Я не остановилась даже тогда, когда почувствовала, как головка младенца растягивает меня изнутри. Как на одном судорожном дыхании из меня выходит нечто окровавленное и вместе с тем прекрасное. Носик, подбородочек и плечики ребенка скользнули между моих ног.
– Какая красавица! – воскликнула медсестра, подняв Веру.
Малышку положили мне на грудь, чтобы я рассмотрела отекшее личико, шевелящиеся ножки… Она совершенно случайно задела еще не перерезанную пуповину, и от этого внутри меня что-то странно затрепетало. Сама Вера, видимо тоже испытав это тянущее ощущение, распахнула глазки. И тогда я впервые подумала: «Между нами связь».
Колин всхлипывает, уткнувшись лицом мне в волосы.
– Все хорошо, – говорю я, хотя понимаю, насколько все плохо.
Повернувшись в его объятиях, я признаюсь себе: я рада, что он здесь, что мы можем поддержать друг друга.
– Ш-ш-ш… – произношу я, успокаивая его, как могла бы успокаивать Веру, если бы она была рядом.
4 декабря 1999 года
В субботу утром Джоан покупает себе чашку очень крепкого и очень черного кофе в «Донат кинг», а также несколько кусков рулета с джемом, чтобы энергии хватило на долгий напряженный день. Выйдя из кафе, она проходит по улице пятьдесят ярдов и оказывается у порога своей конторы. Просунув ключ в замочную скважину, Джоан обнаруживает, что дверь не заперта. Вломиться в офис мог кто угодно: хулиганы, грабители, Малкольм Мец… Но к своему удивлению, Джоан видит Иэна Флетчера, сгорбившегося над компьютером секретарши.
– Что-то вы не торопитесь, – говорит он, оборачиваясь. – Я уже распечатал все, что нашел в Сети о делегированном синдроме Мюнхгаузена. Думаю, вам нужно упирать на редкость этого отклонения. В прошлом году у нас в стране насчитывалось всего двести случаев. Велика ли вероятность того, что Мэрайя двести первая? Ее жизненный опыт к этому не располагает. Сама она в детстве насилию не подвергалась, и если Милли будет давать показания…
– Погодите. Что вы вообще здесь делаете?
– А на что похоже? – пожимает плечами Иэн. – Я ваш ассистент.
– Ни черта подобного! Мэрайя вас в границах штата видеть не хочет, а не то что принимать вашу помощь. Откуда мне знать? Может, вы опять ведете двойную игру и сейчас попытаетесь закопать нас прежде, чем наступит наша очередь выступать в суде?
– Пожалуйста, не отказывайтесь, – серьезно говорит Иэн. – Этим я зарабатываю себе на жизнь: выуживаю факты, что-то перепроверяю, что-то опровергаю. Если Мэрайя не хочет, чтобы я помог ей, позвольте мне помочь хотя бы вам.
Честно говоря, у Джоан мало шансов переспорить доктора Берча. По крайней мере, если она будет работать одна. У нее нет тех ресурсов, которыми располагает контора Меца, и она даже не знает, с чего начать. Почувствовав, что она колеблется, Иэн помахивает распечатками:
– Ваша задача – противопоставить делегированному синдрому Мюнхгаузена какой-то другой возможный диагноз. Я уже связался онлайн с одним профессором из Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. Зовут его доктор Фицджеральд. Он специалист по психосоматическим заболеваниям у детей, чьи родители развелись. – Иэн вздергивает брови. – Он говорит, что ему известны случаи кровотечения, вызванного психологическими причинами.
