Леонор и Ана неловко смеются, принимают стаканчики и отпивают. Бенни берет стаканчик и обнаруживает, что это успокаивает нервы. Собаки привыкли друг к другу и улеглись. Ночь длится. Порт Альхесираса видел и не такое. Тут Морис и Чарли ловят себя на том, что готовы удариться в воспоминания (Альхесирас всегда был городом воспоминаний).
Семьи? говорит Морис. Даже не начинайте мне о семьях.
Морис Хирн? говорит Чарли. Этого человека жизнь так побросала, что вы просто нихрена не поверите.
Морис встает, печальной улыбкой демонстрирует обретенную мудрость и обращает взор к высоким окнам.
А вы знали, что в жизни есть всего семь настоящих тревог? говорит он.
Расскажи нам, Мосс.
Первое место на пьедестале? Желание умереть.
Ну а как же, говорит Чарли.
Всем нам это знакомо, говорит Морис. Все мы ищем выход. Ну и конечно, похоть, потому что все мы хотим, так сказать, оттянуть конец. Во всех смыслах.
По крайней мере, в разумной степени, говорит Чарли.
Совершенно не спорю, что существует и такая штука, как любовь, говорит Морис. Разве я сам не провел полжизни в любви по макушку? И еще есть сентиментальность, неотрывная от любви и похоти. Есть скорбь – и чем дольше мы живем, тем больше она нас грузит.
Накапливается, говорит Чарли, и попробуй с ней что сделай. Со скорбью этой самой.
Есть боль, говорит Морис. Как душевная, так и физическая.
У меня вот живот возмущается, говорит Чарли, а задница за ним повторяет.
Меня недавно тошнило, говорит Морис, и еще таинственные прострелы в левом легком.
А перейдем к душевной боли, Мосс?
Нет, нихрена не перейдем, мистер Редмонд. Потому что тогда просидим тут, блин, всю ночь.
Ты перечислил только шесть, Морис. Тревог.
Поскольку самое вкусное я оставил напоследок, Чарли.
А именно?
А именно алчность, Чарльз. А именно наша старая добрая подруга алчность.
⁂
Ночь тянется медленно. О следующем пароме нет вестей. Какие-то загвоздки на стороне Танжера. Загвоздки привычны для обеих сторон. Нет ни намека на Дилли Хирн. Чарли Редмонд сплетает за головой длинные костлявые пальцы. Он терпелив как истукан. Морис Хирн вертит в руках котелок и изучает медленно вращающийся край, словно вращает вместе с ним свои годы.
Этот старик Чарли? говорит он. Очень симпатичный человек. Во многом. Не скажу, что ангел. Слушайте, в прошлом? Мы были жуткой парочкой. Дикари. О, чего мы только не делали! И было много денег, а с ними же проще не становится. Вот тогда-то мы и услышали: тук-тук, здрасьте, я ваша старая подруга алчность.
«Бей скотину, бей скотину»
[17], говорит Чарли.
Ах, вы меня послушайте, дорогуши вы мои. Что я вам могу порассказать! Через что я прошел! Я-то знаю, где эта чертова собака зарыта. Без обид, Лорка. Без обид, Кортес-младший. Там сразу видно, что деньги – они везде. Рано или поздно приходится заводить счета. Рано или поздно приходится по счетам расплачиваться. А с этим малым, между прочим, мы знакомы так давно, что еще учились в одной школе. Вместе сдавали Интер-Серт
[18] по экономике в средней школе. Бизнес! Так мы это называли, да, Чарли? Каждое утро вторника пара по бизнесу – хоть мозги себе выноси. И это в Корке – снаружи дождь льет ливмя. И тут мы сидим, ненасытные дрочилы. А прически какие! И обязательно гоняешься за юбками из монастыря През. Пока не окосеешь. Там одного запаха хватит, чтобы разбить парню сердце.
Литоральный запах, говорит Чарли Редмонд.
Но с годами? А с годами появились деньги. Много денег. О, греби лопатой. Как у нас ложилась фишка! Лошадь приходила при раскладе сорок к одному. Фигурально выражаясь. Куча денег, и даже не думайте, будто Синтия не заслужила себе красивый домик, а наша дочка – достойное воспитание. И конечно, денег надо было не меньше, а даже больше. У Чарли столько бывших – попробуй всем угоди.
Сучки вроде гребаной Фионы Кондон? говорит Чарли. Не женщина, а насос, все деньги выкачает. И я еще плачу за ее детей от бывшего? В какой-то момент только на Фиону Кондон вылетало три тыщи восемьсот евро в месяц. Спиногрызу нужны футбольные кроссовки и тэ дэ. Ему их что, из золота делали? С ума сойти.
Куча денег ушла непонятно куда, говорит Морис. И до сих пор непонятно. Синтия же не могла спустить всё. Хотя и очень старалась. И даже не думайте, будто она не заслужила все блага общества. Эти клятые диваны, о которых она не умолкала? Да за диванами она в Копенгаген ездила. И на мой взгляд, эта женщина заслуживала и диваны, и еще больше.
Дилли Хирн, говорит Чарли. Маленькая. Красивая.
Вполне возможно, Дилли нас переиграла, говорит Морис.
Это у нее в крови, говорит Чарли.
Зеленые глаза, говорит Морис. От матери у нее милейшие протестантские глаза.
Синтия. Царствие ей небесное. Какие светлые зеленые глаза.
Как гребаное море, говорит Морис.
⁂
Их речь то медленно накатывает, то быстро набегает. Она накапливается; она тянется. Леонор и Ана по опыту знают, какое терпение нужно иметь для порта Альхесираса, когда расписание туманно, и знают, каких странных людей сюда заносит, скоро они уже спят, подложив рюкзаки под головы. Собаки тоже спят. Бенни, в отличие от девушек, настороже и не может уснуть – он ждет своего шанса. Морис разлегся на скамейке, словно выложенный для гроба, сцепил руки на груди. Чарли Редмонд роняет на руки друга воображаемые четки и начинает речь – его руки раскрываются в жесте искренности. Маниакальное тепло его улыбки озарило бы целую церковь – улыбка Чарли сама по себе как живое существо. Она блуждает по терминалу, словно отдельно от него. Оставляя за собой плетеные кружева истерической угрозы.
Человек моего почтенного возраста? говорит он. Чтобы побирался и наскребывал на жизнь? Это ненормально. Мне уже давно пора на покой. Давно пора на ферму в сраном Уэльсе.
Он оборачивается к Бенни, к собакам, к спящим девушкам.
Вот ты знаешь, что у меня даже крыши над головой нет? говорит он. Уже давно пора положить зубы на полку. Уже давно пора уйти в закат. Уже давно пора глазеть на бордовое море. Уже давно пора не задумываться ни о чем, кроме выбора отделки и легких романтических развлечений. Я как думаю? Современный дом с видом на бухту под луной. Ничего не напоминает, Морис? Чтоб пол с подогревом. Чтоб стиралка с тобой разговаривала. Чтоб в углу танцевала джигу посудомойная машина. Где-нибудь в Западном Корке. Где-нибудь у Берхэвена, а?
