То были печальные ночи в Испании. Он допил бутылку перед собой. Лежал под тонким одеялом на жесткой одноместной кровати. На прикроватной тумбочке нашелся путеводитель, и он его открыл, чтобы отвлечься, и, укутавшись в страдания, листал хрупкими пальцами страницы и читал, что в 1031 году Абу аль-Касим объявил Севилью независимой от Кордовского халифата и так стал королем Севильи, титулованным Аббадом Первым.
Пока Морис лежал в ледяной комнате, слова цеплялись и снова зашевелились на его губах…
Король Севильи, король Севильи
…и хоть он отложил книжку и выключил свет, слова продолжали перекатываться…
Король Севильи, король Севильи
…и даже поймали ритм…
Король Севильи, король Севильи
…ритм какой-то томный и успокаивающий. Может, его новая реальность все-таки выстоит.
⁂
Сможет ли он вынуть из себя все крючки чувств? Крючки, которые впились в самые мягкие части. Маленькое лесное создание перевернулось и обнажило свое мягкое белое подбрюшье – это был Морис Хирн в зимнюю ночь. Нужно вырубить мозг нахер…
Король Севильи, король Севильи
…нужно вырубить мозг и попытаться забыть, что я сжег семью.
⁂
У всех наркотиков есть пол. Кокаин – мужчина. Героин – женщина. Они с ней оба спали с женщиной. В одиночестве в холодном пансионе Морис тихо думал о Синтии и о времени, проведенном с ней вместе. Переигрывал прежние времена. Когда они в начале жили в квартире в Сент-Люк-Кросс – еще даже до Дилли – в квартире, смотревшей сверху вниз на Саммерхилл, на станцию Кент, на сайдинги и – через реку – на доки на том берегу. По ночам они сидели на диване, курили гаш и иногда чуток героина, глядя на огни и чашу города и слушая свои пластинки. Уксусная нота, с которой героин горел на фольге, была лучше секса. Он сплюнул косточку зеленой оливки ей на голое бедро. Она многое держала в себе – лукавые залежи – и эта секретность его и покорила. У них была телепатия. Они сумрачно беседовали в кровати. Они угрожали друг другу и кусались. Почти все дни и ночи они были вместе. Пока они глядели со своей высоты в Сент-Люк, наползала зима, чтобы задушить город серостью и густыми туманами, и город впал в одурманенную дрему. Как же это трогало: смотреть в сумерках на огни, горящие в речной дымке.
⁂
Просто лежать стало слишком холодно. Он встал и вышел в ночь, на улицу. Прошел закоулками еврейского города под луной-скимитаром и нашел тот единственный бар, что никогда не закрывается на ночь. Сел за кафельную стойку и заказал белый ром. Бармен реагировал так, словно его потревожили во время дурного сна. Внутри настраивалась на рабочий день стая ранних пташек – похоже, несколько копов и коренастые коротконогие почтальоны, они пили кофе со сгущенным молоком и бренди. Морис окунул нос в ром и почувствовал едкий вкус предательства. Но надо было и дальше листать страницы ночи.
На стойке имелся таксофон. Морис знал телефон наизусть и знал, что в полшестого утра она ответит, потому что его Карима в холмах над Малагой вела ночной образ жизни. Она тут же рассмеялась над мукой в его голосе.
О, Морис, сказала она, что ты наделал в этот раз? Кого-то убил?
Она сказала, что им лучше послать письмо. Не звони – пиши. Он заказал еще рома. Его жизнь где-то устраивалась без него. Где-то там.
⁂
Синтия, написал он, мне жаль, что все дошло до этого. Мне кажется, теперь мое присутствие вредно для тебя и для Дилли. Я не в себе. Я только отравляю дом. Но здесь я в порядке, невредим. Скоро выйду на связь. Ничего не случилось. Просто что-то стало совсем тяжко. Надо немного побыть одному. Я очень хочу поцеловать вас обеих. Но мне очень стыдно. Я сделал много плохого.
⁂
Это был один из тех старых андалузских баров, которые не закрывались годами. В ранние часы тут звучала унылая музыка. Бармен тащился тяжелым взглядом по страницам футбольного журнала. От него тянуло долгой сменой. По мостовой с рокотом проехал грузовик. Что понимает ребенок четырех лет? Как скоро она его забудет?
Карима сказала, что ему надо приехать к ней, отдохнуть и оправиться. По кафельной стойке маршировал парад нелепых фактов его жизни – они ухмылялись, как менестрели, и дразнили. Он часть многовековой династии безумцев. Которые все эти годы ползали под шкурой ночи и дрожали. Которых находили трясущимися по углам сырых ирландских полей. Которых находили ползающими по скалам и в морских пещерах. Находили в больничных палатах, и в барах, и в лесных чащах.
Тягуче наступило утро.
⁂
Прошла неделя. Он вышел прогуляться по холмам над Малагой. Небо раскроил воплем истребитель с военной базы. Закрытый мертвый отель со слепыми окнами. Сгнившая до соленых костей собака. Далеко внизу дрожало и ломалось синее море. На ходу губы Мориса складывались в слова – он снова говорил с Дилли и Синтией, безумно, умоляюще.
Суть была такова: неужто вам не будет лучше без меня?
Карима ждала у начала дороги в своей маленькой синей японской машине. Вечно она водила табакерки. Она ему улыбнулась: ненормальный рот, красивые глаза. Вмажь меня между пальцев ног и скажи, что любишь.
Вместо этого они поехали в бар в горной деревне. Взяли ración тортильи, пили кортадо и виски «Джеймисон». В углу высоко и беззвучно работал телевизор. Бармен переключил на канал с шоу экстрасенсов. Женщина-экстрасенс уставились в камеру черным взглядом. Снова-здорово, подумал Морис Хирн. Это была провинциальная передача, низкобюджетная: во время пророчества за спиной экстрасенса прошла какая-то девушка с пакетами из «Лидла» – судя по внешности, ее сестра. Внизу появился телефонный номер для частных консультаций. Морис взял со стойки ручку и записал. Карима рассмеялась. Бармен включил звук.
⁂
Той ночью он позвонил экстрасенсу. Сказал, что не знает языка, но ему ответили, что это не проблема. Он дал реквизиты своей карточки. Его соединили. На медленном и аккуратном английском экстрасенс сказала, что что-то слышит в его голосе. Что-то желтого цвета. Это тревожность. Он сказал, что да, ему тяжело. Неужели, сказала она. Он рассказал, что совершил ужасный поступок – а худшее, что, возможно, это был правильный поступок. Сказал, что его как будто направляла какая-то высшая сила. Сказал, что в целом это ощущение не назвать ужасным. Она сказала, что это может быть Бог, а может быть и его враг, а может быть encantamiento – она не знала слова на английском, но он догадался: чары. Она сказала, что это может быть белая или черная магия. Возможно, правду не узнать уже никогда. Она попросила его помолчать, только дышать в трубку, и стараться дышать медленней. Так он прозондирует в себе пустоты. Через некоторое время экстрасенс спросила: какое слово приходит вам на ум первым?
Уммера, сказал он.
⁂
Карима жила на горном склоне с приморскими соснами, над городом и морем. В соснах над домом по ночам скорбно бормотала сова. Внизу холодно горели огни города. Карима уложила свои тощие кости в ванную, и Морис вмазал ее между пальцев ног. Его ладонь лежала на ее худой коричневой ляжке, и та напрягалась, пока Карима странствовала – карие глаза закрылись, ненормальный рот смягчился.
