– Уважаемый Баха, – стараясь разрядить создавшуюся нервозность, обратился к нему Апомба, почуяв не очень-то дружелюбный тон спутника, – это и есть тот белый воин, о котором я тебе рассказывал.
– Как ты сюда попал? – неожиданно выплюнул из сморщенного рта вопрос Баха, продолжая сверлить Кремнева испепеляющим взглядом.
– Ногами пришел! А тебе какое дело? – спокойно ответил переводчик, не отводя глаз.
– Это земля лонгов! Никто, кроме бала, не имеет права здесь находиться! – почти выкрикнул человечек в желтой футболке, разбрызгивая по сторонам ядовитую, отдающую желтизной и вонью ни разу не чищенных зубов слюну.
– Уважаемый Баха, он гость! – пытался образумить зарвавшегося пигмея Апомба. – Мы чтим законы гостеприимства. Это я разрешил ему остаться.
– Ты? – Глаза Бахи округлились, и он неожиданно для всех залепил седобородому звонкую пощечину. – Как ты посмел?
– Ну, ты, прыщ! – по-русски в сердцах бросил Михаил, перехватив руку распоясавшегося Бахи, изготовившегося нанести второй удар. – Ты чего тут себе позволяешь, сморчок оборзевший?
– Отпусти! – взвыл карлик.
– Я тебя сейчас во-он туда закину! – пообещал ему Михаил по-балайски, кивнув в сторону подступавшего со всех сторон к поселку глухого леса.
– Отпусти! Больно! – корчился Баха, пытаясь вырвать левое плечо из широкой ладони лейтенанта.
– Чужеземец, отпусти его! – взмолился стоявший рядом Апомба, и переводчик первый раз в жизни увидел, как бледнеют от страха коричневокожие пигмеи.
– Иди отсюда! – расслабил захват лейтенант и оттолкнул от себя ряженого.
Коротышка упал на землю, быстро поднялся и отскочил в сторону.
– Ты еще пожалеешь об этом, белая собака! – заверещал он издалека. – Погоди, дай срок! Я лично стану пытать тебя! Я отрежу тебе мошонку, изжарю и заставлю ее съесть! – не унимался обладатель синих кроссовок, продолжая пятиться назад.
– Ах ты, ж… – Кремнев смачно ругнулся на родном языке, сорвал с плеча АК, одним движением взвел оружие и, почти не целясь, дал короткую очередь в сторону оравшего гадости пигмея.
Раздался грохот произведенных выстрелов, пули с противным визгом выбили возле ног Бахи ровную дорожку, обдав негодяя горячей пылью. Стайки птиц сорвались с веток и взмыли в небо, галдящие невдалеке обезьяны прекратили безобразничать. В наступившей тишине было слышно лишь легкое шуршание, производимое ногами местных жителей, что испуганно повыскакивали из домов и стали собираться неподалеку от Михаила. У разодетого пигмея затряслась нижняя губа, на шортах спереди образовалось мокрое пятно, а между ног заструилась желтоватая жидкость.
– Повтори, что ты сказал, жалкая ящерица! – навел на Баху дымящийся автоматный ствол лейтенант. Он не до конца успел изучить язык бала, поэтому «ящерица» единственное, что пришло ему в голову, чтоб хоть как-то отметить наглеца.
– У-у-у-у! – выл перетрухнувший пигмей. На него стало жалко смотреть. Куда подевалась былая прыть? Сейчас перед деревней предстал жалкий сморщенный человечек с обмоченными штанами, который от страха не мог и слова вымолвить. Лишь мычал и уукал.
Кремнев в тот момент так разозлился, что готов был разорвать этого хорька Баху голыми руками. Ему, офицеру могучей Советской армии, посмел угрожать какой-то жалкий пигмей, притом что он, Михаил, ему ничего плохого не сделал.
– Ах ты, поганец! – по-русски крикнул переводчик и, нажав на спуск, выбил новый фонтанчик пыли у ног злобного карлика.
– У-у-у-у! – еще громче завопил Баха, упал как подкошенный на землю и закрыл свое сморщенное лицо маленькими ладошками.
Остальные пигмеи отхлынули назад за хижины и оттуда с любопытством, перемежающимся с животным страхом, стали глазеть на творящееся. Один Апомба, вжав голову в маленькие плечики, остался стоять на одном месте. Боковым зрением Кремнев отметил, что Хама и Тала также находятся среди наблюдателей. Его «жены» высунули маленькие головки из дверей «их» хижины и зачарованно взирали на переводчика.
– Ну, что с ним прикажете делать? – поставив автомат на предохранитель, поинтересовался лейтенант у Апомбы.
– Не знаю! – честно признался пожилой пигмей. Он настолько растерялся, что откровенно утратил весь шарм пигмейского старейшины. Седобородый впал в ступор, из которого никак не мог выйти.
– Ми-ша! – послышался девичий писк. – Ми-ша! Это очень плохо! – Хама с грустным видом подбежала к переводчику. – Ты обидел человека Нгване!
– А кто у нас Нгване?
– Это вождь лонгов, наших покровителей! Баха пришел с каким-то делом от них, а ты его обидел!
– Вел бы себя ваш Баха нормально, не строил бы из себя пупа земли, ничего бы с ним не случилось. Он, между прочим, первый начал – ударил Апомбу беспричинно!
– Это их дело! Ты не должен был вмешиваться!
– Да?
– Да! Теперь из-за тебя у нас будут огромные неприятности! Тебе надо быстрее уходить отсюда! Скоро придут люди Нгване, и всем тут не поздоровится. Бала, думаю, отделаются штрафом, а тебя просто убьют и скормят крокодилам. Баха правду говорил, что станет тебя пытать. Если лонги тебя поймают, то отдадут на несколько часов Бахе. Он очень жестокий и злой человек. Много пигмеев из-за него пострадало.
– Да, чужеземец, – подключился к разговору взявший себя в руки Апомба, – тебе надо срочно покинуть земли бала.
– О, очнулся! – повернулся к нему беззаботный Кремнев. – Что вы так этого Баху боитесь? Вас много, а он один?
– Мы не Баху боимся, – начал Апомба, – а тех людей, которые его послали к нам. Тебе же Хама рассказала, что за ним стоят Нгвана и его люди. Сам Баха очень дрянной человек. Раньше жил среди нас, но он не любил работать, а предпочитал лежать на боку и жевать сладкий корень травы лгобо. Пока его родители были живы, он ни в чем не знал нужды, а как они умерли, то Бахе пришлось несладко. Охотиться он не умел, коренья и мед не добывал. Замуж никто за него не шел.
– Маменькиным сынком, в общем, был! – подвел итог переводчик.
– Кто? – не понял юмора Апомба.
– Никто! Продолжай! А что, у него родни не было?
– Были две сестры, но их еще давно забрал к себе и сделал наложницами Нгвана. Одним словом, Баха пошел к нему в услужение. Стал на побегушках у вождя лонгов. Теперь он одевается, как они, ест то, что едят негры, молится их богам. Через него мы получаем все приказы и через него ведем торговлю. От его слова много зависит. Мы ему дали самую красивую девушку в жены, а лонги разрешили построить у себя в поселке дом. Он там у них и живет. К нам приходит лишь по поручениям. Теперь ты понимаешь, белый человек, с кем ты нас поссорил?
– Ну, во-первых, ссорился-то с ним я, а не вы. А во-вторых, не пора ли вам от этих лонгов избавиться?
– Мы не должны были без разрешения лонгов тебя у себя поселить. А от лонгов не избавиться.
