– Ну, я тоже аспирантуру окончил. Год назад. И меня отчислили, но «с представлением». А вот доделать руки не доходят.
– Защищайтесь! Точно вам говорю, защищайтесь. – Юрченко ожил окончательно. – Не для денег, их не прибавится. – Вадим кивнул. – Для себя. Для самоуважения! И жену не слушайте! Им, бабам, всегда нужно все и сразу! Ей сегодня приспичило, чтобы муж зарабатывал. А потом пилить начинает, мол, другие защитились, а ты… Моя сама настояла, чтобы я бросил все и стал репетиторствовать. А чуть с деньгами наладилось, завела: «Что ты за человек, даже кандидатскую защитить не мог!» – Юрченко говорил быстро, на повышенных тонах, руки выделывали какие-то фигуры в воздухе.– Может, имей я кандидатскую, меня бы и не сократили? А ей – по фигу! Сам, говорит, виноват! Я виноват?! Я для них, для нее с Анькой, старался! Вкалывал по 16 часов в сутки. Я и пить-то начал, потому что напряг такой держал, что иначе не уснуть. А она мне – на дверь. Мол, пьяница и неудачник! Мне такой не нужен!
– А я, когда совсем в ступоре, когда уже не уснуть, еду в Воронцовский парк, там мужики до поздней ночи в волейбол режутся. Попрыгаю часок и сплю как убитый. – Вадим-таки вывел Юрченко на контакт. Про волейбол сказал не случайно. И не ошибся. Юрченко с удивлением посмотрел на Вадима.
– А вы в волейбол играете? – В голосе впервые послышались нотки уважения. – А я думал, в шахматы.
– И в шахматы. А для волейбола, на ваш взгляд, я чересчур субтильный? – Вадим рассмеялся.
– Нет, – смутился Юрченко, но быстро сообразил, как переключить разговор. – Простите, я ведь не спросил, как вас зовут?
– Осипов Вадим Михайлович. Но лучше – Вадим, мне так привычнее.
– Принимается. А я – Юрченко Юрий Юрьевич, – протягивая руку, представился подзащитный.
– Да я вроде догадался, пока дело ваше читал. – Вадим принял рукопожатие, лукаво улыбаясь.
– Ой, я – идиот! Ну конечно! А я – Юра, – вконец смутился Юрченко.
– Так идиот или Юра? – не унимался Вадим.
– Да ну вас! – Юрченко дружелюбно рассмеялся.
Беседа подходила к концу. Все было бездарно безнадежно. Юра не вспомнил ничего важного для адвоката. Вадиму удалось лишь вытащить более-менее связную картину произошедшего.
После объявления о сокращении Юрий напился, хотя и был в завязке больше года. Решил позвонить Насте – бывшей жене, чтобы все ей высказать про загубленную ею жизнь. Нади, с которой он уже полгода жил, как назло, не было в Москве – уехала в командировку, а в пустую квартиру возвращаться не хотелось. Тем более квартира-то ее. Насти дома не было, трубку взяла дочка Анечка. Приехал и час Настю прождал. А она пришла с букетом. Ясно, со свидания. Вот тут его и переклинило! Дальше ничего не помнит.
Вадим подумал, что, может, на состояние аффекта попытаться вытянуть. Но сам же от этой идеи и отказался. Не признают советские психиатры аффект при наличии алкоголя в крови. Ни за что не признают!
По существу дела ничего толкового Юра не дал. Полезного не дал. «Значит, будем говорить о том, какой он был хороший пионер, сколько собрал макулатуры и металлолома», – подумал Вадим и в очередной раз пожалел, что нет у нас суда присяжных. Им можно было бы показать, как плохо человеку, как ему трудно. Убедить, что никто не застрахован. Простые люди – поймут, пожалеют.
Неожиданно Юра сказал:
– Ты прости меня, Вадим.
– За что? – удивился Осипов.
– Я ведь, это, не поверил в тебя вначале. Думал, мальчишку прислали. Знаешь, «пришла беда – открывай ворота». А теперь вижу, ты – нормальный. – В глазах Юрченко сверкнули слезы.
– Да ладно! Брось. Я тоже ожидал увидеть пьяницу-хулигана. Что, мне тоже теперь извиняться? – Вадим старался говорить как мог веселее. Помогло, Юрченко улыбнулся.
– Можно я тебя кое о чем спрошу? – Юра заробел.
– Да спрашивай. Я ведь по 49-й, все бесплатно! – решил подпустить иронии Вадим.
Но Юра напрягся:
– Я, когда выйду, заплачу.
– Брось! Я же шучу. На хрена мне твои деньги! Что я, думаешь, так просто коллеге-волейболисту помочь не могу?
– Ну вот, хоть какая-то польза от волейбола, кроме травм, – улыбнулся с облегчением Юрченко.
– Есть польза. Ладно, спрашивай, что хотел. – Вадим посмотрел на часы.
– Да нет, если торопишься, то не важно. Это так – личное.
– Спрашивай, спрашивай! – ободрил Осипов.
– А что ты в шахматах нашел интересного? Это же скучно.
– Как сказать, как сказать. – Вадим покачал головой. – Шахматы – это психология. Причем не твоя, а противника. Угадал, что у него на уме, – выиграл. Думаешь только о своих ходах и планах – проиграешь.
– Интересно, – протянул Юра.
– А еще я ими на жизнь зарабатывал. – Вадим улыбнулся чему-то далекому.
– Как это?
– Понимаешь, я учился в школе рядом с Гоголевским бульваром. А там ЦШК – ну, Центральный шахматный клуб. Так вот, старички-пенсионеры днем собирались на бульваре и играли в шахматы «по три рубля под доску». Я снимал комсомольский значок, повязывал пионерский галстук, чтобы бдительность усыпить, и после школы приходил на бульвар. Подхожу, говорю: «Дяденька, а можно мне сыграть?» Ответ стандартный: «Мы, сынок, на деньги играем». Ну, я из кармана заготовленную трешку вынимаю, показываю: «Я знаю». Первую партию выигрывал, чтобы своими не рисковать, потом проигрывал, чтобы не спугнуть. Дальше – три партии кряду брал и с девятью рублями – домой. Прикинь, сколько это за месяц получалось. – Вадим будто вновь переживал азарт одной из первых своих «операций по включению мозгов».
– «А вы, батенька, жулик», – к месту вставил Юрченко киношный штамп.
– Нет, Юра, просто выдумщик. – Вадиму стало неловко за свою несдержанность.
– Выдумай что-нибудь для меня. – Осипов не услышал в голосе Юрченко никакого напора. Только тоску.
В дверь вошел конвоир, которого несколько минут назад вызвал Вадим, нажав кнопку «вызов». Каждый раз он ужасно боялся перепутать ее с соседней «тревога», представляя, как врывается толпа вохровцев и, не разобравшись, для начала начинает мутузить его подзащитного…
– Постараюсь, Юра. Держись! – бодро закончил разговор Осипов, понимая, что придумать-то в данном случае ничего не удастся.
Дома Вадима ждал сюрприз – Лена сообщила, что звонили от Павлова, а тому – от Конотопа. Вопрос с квартирой решен положительно. Вадим крякнул от удивления и радости и вдруг заметил Ленин растерянный взгляд.
– Что такое? Ты чем-то недовольна?
– Мне как-то не по себе. Ты подумал – четырехкомнатная квартира на троих? Нас же все друзья возненавидят!
– Значит, это не друзья! Знаешь, поговорка «друг познается в беде» – ошибочная. Неправильная. «Друг познается в радости».
