— В доме ее нет, я проверила… Значит, где? — Она как-то нехорошо улыбнулась, рот ее скривился, и сама она в эту минуту показалась Юре такой некрасивой, с размазанной по всему рту красной помадой, темными потеками туши под глазами, растрепанными волосами.
Она была пьяная, и напилась, вероятно, когда каким-то образом, через знакомых в прокуратуре или в Следственном комитете, узнала о Саше.
— Значит, она у тебя… Я так и знала, что она наняла тебя, чтобы ты ее трахал! Ты, урод! И что она в тебе нашла?! Вы все уроды! Но скоро для вас все закончится! И сыночек ее сядет лет на двадцать!!!
Она пошатнулась, шквал эмоций и отчаянных слов забрал у нее последние силы. Однако она держась за стену, двинулась в сторону двери, к выходу.
Юра, понимая, куда она направляется, и думая только о том, чтобы не позволить ей добраться до времянки, где спит Дина, набросился на Тропинину, повалил на пол и даже не почувствовал, как острое шило вошло ему в плечо.
Она извивалась поначалу под ним, как змея, потом, когда тонкое горло ее сдавили мощные руки, она затрепыхалась, захрипела и затихла.
Он отпрянул от нее и теперь смотрел страшными глазами.
Неужели убил? Но нет, к счастью, она дышала…
35
— Господи, ну какая же ты дура!!!!!
Наташа схватила Тамару за плечи и встряхнула, как большую растрепанную куклу.
Тамара, сверкая счастливыми глазами, расхохоталась.
Они стояли в тесной прихожей Наташиной квартиры, куда Тамара зашла с видом победительницы.
Конечно, ее было не узнать. Сбросив шубу, она осталась стоять в облегающем черном платье, смелое декольте позволяло увидеть полушария ее пышного бюста. В ушах ее покачивались роскошные длинные, до плеч, золотые, восточного орнамента серьги. Некогда уложенные в высокую прическу волосы теперь походили на растерзанную серую паклю. Одна щека Тамары, щедро напудренная, была ярко-красной.
— Мне позвонили и сказали, что тебя избили! Прямо в холле больницы! Что на тебя набросились и таскали за волосы, это правда?
— Ну да, правда! — Тамара просто сияла.
— Ты спятила, да? У тебя крыша поехала? Зачем ты это сделала? Зачем оставила отпечатки пальцев на этой злосчастной заточке? Тамара, ты слышишь меня?
Наташа и сама уже едва сдерживалась, чтобы не ударить ее, не разукрасить злым румянцем вторую щеку подруги.
Раздался звонок, это пришла Соня. Брови ее были подняты до самой кромки волос на лбу — она была так удивлена, так потрясена, что не сразу и заговорила. Просто стояла впритык к расхристанной и дурашливо улыбающейся Тамаре и только качала головой.
Наташа схватила за руку Тамару и потащила в комнату. Поставила ее в центре и обошла со всех сторон. Затем приблизилась и задрала подол черного, доходящего до середины колена, платья. Черные прозрачные чулочки на бедрах заканчивались кружевными липучками.
— Это ты еще не видела моего корсета! — И Тамара ловкими движениями, скрестив снизу руки, ухватила себя за подол платья и легко потянула вверх, открывая тело и показывая подружкам черный тугой кружевной корсет с маленькими атласными бантиками, розочками…
— Тамара, ты сбрендила? — наконец подала голос Соня. — Сначала мне позвонили из больницы, Валентина из инфекционного рассказала, что случилось в больнице. И не успела я оправиться, как звонишь ты, Натка! Что они с тобой сделали, Тамара?
Тамара показала несколько синяков на руках, затем, пожав плечами, сказала:
— Они заплевали мне шубу. А потом, когда я добралась все-таки до ординаторской и сняла шубу, плевали мне прямо на платье… А одна, не скажу кто, подошла и влепила мне пощечину. Вот, смотрите! — Она ткнула себя острым красным ногтем в щеку. — Мне показалось, что у меня в голове произошел взрыв! Вся больница сбежалась посмотреть на меня!
— Еще бы! — вздохнув, Наташа сбегала на кухню и принесла из холодильника бутылку водки, затем расставила рюмки. Разлила. — Они же увидели убийцу их любимого доктора! Да я сама чуть не сошла с ума, когда мне сказали, что это ты убила Макса!
— Но ты же поверила?
— Конечно, поверила! Я же не слепая, думаешь, не видела, какими глазами ты на него смотришь? Но, признаюсь честно, если бы мне сказали, что у вас с ним роман — ни за что не поверила бы.
— Но почему? — истерично взвизгнула Тамара и тут же залпом отправила в рот водку. Выдула, как дракон, водочный дух изо рта и закашлялась. — Почему? Что во мне не так?
— Тома… Ты не обижайся… — Соня посмотрела на подругу с жалостью. — Но ты же намного старше его, к тому же мы никогда не видели на тебе такое. Я и не знала, что у тебя такая роскошная фигура, просто мы не обращали на тебя внимание. А сейчас ты просто светишься! Да ты помолодела лет на двадцать!
— Смотри, у нее и морщин-то нет, — сказала Наташа, присматриваясь к лицу подруги. — Так ты скажи хотя бы нам правду: у тебя что, действительно был роман с Максом или ты все это придумала?
— Интересные вы люди! — смахнув слезы, произнесла каким-то не своим голосом Тамара. — А для кого, спрашивается, я покупала это белье? И чего ради мне было устраивать весь этот спектакль? Да, я на самом деле была там, в доме Марты однажды рано утром, когда они еще спали… Я хотела увидеть, как они спят…
— А я понимаю тебя, — вдруг сказала Соня. — Томочка, ты присядь, тебя вон трясет всю… Сядь. Наташа, дай ей какую-нибудь шаль или плед, пусть она укроется. Я понимаю тебя, Томочка, ведь он, Макс, поступил с тобой как настоящая свинья!
— Соня, что такое ты говоришь? — Наташа, нахмурившись, прикрыла плечи Тамары пледом, укутала ее. — Как ты можешь о Максе такое сказать и обозвать его свиньей?
— Могу, потому что он сначала спал с нашей Тамарой, а потом попросил у нее разрешения встречаться у нее дома с этой Милой. Это что, по-мужски? Разве так можно? Он что же, решил, что у нее нет сердца? Что она сделана из железа? А потом еще попросил, зная, что она не может ему ни в чем отказать, украсть у меня ключи от дома… со всеми вытекающими последствиями…
— А это правда, что у тебя все стены в спальне в его фотографиях?
Из дневника ***
«Так и знала, что они замучают меня вопросами… А я просто махнула на них рукой. Вернее, на всех махнула рукой. Своей цели я достигла — весь город теперь знал, что это я убила Макса. И далеко не скоро до них дойдет истина о каком-то там парне-наркомане…
Знала ли я, подозревала ли я о той реакции, которая последует после того, как я перешагну порог больницы? Была ли готова к тому, что меня будут терзать там не просто морально, психологически, но и физически? Не знаю…
Никогда не видела своих коллег, врачей и медсестер в ситуации, когда они теряют свое лицо, когда переходят границы дозволенного. Не могла представить себе, что женщины будут плеваться, набрасываться на меня и хватать за волосы… Что их рты будут исторгать такие чудовищные ругательства, оскорбления. Что я, оказывается, гнусь и тварь, что я старуха, сухарь, что я заколдовала Макса, опоила его каким-то зельем…
