Суббота, 3 июня, 10.30 утра.
Нервно. Сегодня днем хорошо бы начать роман. Я готовлюсь к этому уже две недели. Десять последних дней прожил с моими персонажами, в их обстановке. Только что заточил четыре дюжины новых карандашей и, чтобы унять дрожь в руке, принял полтаблетки белладинала. Справлюсь ли? […] Сейчас я трушу, меня, как водится, подмывает отложить эту затею на потом, а то и совсем бросить писать.
Жорж Сименон. Когда я был старым
Романистка Флора Конвей, уроженка Уэльса, – лауреат премии Франца Кафки
«Франс Пресс», 20 октября 2009 г.
39-летняя писательница, отличающаяся редкой скромностью, удостоена престижной премии, которая ежегодно присуждается одному писателю за совокупность его творчества.
Сама Флора Конвей, не скрывающая своей социофобии, нелюбви к толпам, путешествиям и журналистам, не появилась во вторник вечером в Праге и не участвовала в церемонии вручения премии в городской ратуше.
Вместо нее награда – бронзовая статуэтка Франца Кафки и 10 тысяч долларов – была вручена ее издателю Фантине де Вилат. «Только что я говорила с Флорой по телефону. Она тепло вас благодарит. Эта премия принесла ей особую радость, ибо творчество Кафки для нее неисчерпаемый источник восхищения, раздумий и вдохновения», – заверила собравшихся мадам де Вилат.
Премия «Общества Франца Кафки» и Пражского муниципалитета присуждается с 2001 г. международным жюри. Среди ее лауреатов Филип Рот, Вацлав Гавел, Петер Хандке, Харуки Мураками.
Первый же роман писательницы «Девушка в лабиринте», вышедший в 2004 г., стал свидетельством авторских амбиций и сделал ее заметной фигурой на литературной сцене. Переведенная на двадцать языков и признанная критиками современной классикой, эта книга рассказывает о жизни нескольких ньюйоркцев накануне террористической атаки на Всемирный торговый центр. Все они сходятся в «Лабиринте», баре в Бауэри, где сама Флора Конвей до написания романа работала официанткой. За этим романом последовали еще два, «Равновесие Нэша» и «Конец чувств», закрепившие ее статус главной романистки начала XXI века.
В благодарственной речи Фантина де Вилат с радостью сообщила о скором выходе нового романа писательницы. Это известие произвело фурор в литературном мире, где выход каждой новой книги Конвей становится событием.
Ее окружает аура загадочности. Флора Конвей не делает тайны из того, кто она такая, однако еще ни разу не появлялась на телеэкране и не участвовала в радиопередачах, а ее издательство предоставляет прессе одну-единственную фотографию писательницы.
Выход каждой своей книги романистка сопровождает лишь скупыми интервью, которые дает по электронной почте. Мадам Конвей неоднократно заявляла о своем нежелании мириться с лицемерием и с ограничениями, связанными с известностью. Недавно она написала в «Гардиан» о своем отказе участвовать в ненавистном ей «медийном цирке», добавив, что именно ради «бегства из этого мира, набитого экранами, но лишенного мозгов» она и пишет романы.
Это настроение совпадает с жизненной траекторией других современных художников, таких как авторы уличных граффити Banksy и Invader, электромузыкальный дуэт Daft Punk или, например, итальянская писательница Элена Ферранте, для которой анонимность – способ поставить в центр творение художника, а не его самого. «Моя изданная книга самодостаточна», – подчеркивала Флора Конвей.
Некоторым наблюдателям хотелось бы, без сомнения, чтобы присуждение премии Кафки заставило писательницу покинуть ее нью-йоркскую нору. Увы, и на этот раз они остаются ни с чем.
Девушка в лабиринте
1. Прятки
История, разворачивающаяся у нас под носом, должна быть самой понятной, но как раз с этим сложнее всего.
Джулиан Барнс
1.
Бруклин, осень 2010 г.
Полгода назад, 12 апреля 2010 года, у меня похитили мою трехлетнюю дочь Кэрри Конвей в тот момент, когда мы с ней вдвоем играли в прятки в моей квартире в Уильямсберге.
Был чудесный день, ясный и солнечный, какие часто выдаются весной в Нью-Йорке. По привычке я пешком сходила за Кэрри в школу «Монтессори» в парке Маккаррен. На обратном пути мы заглянули в магазинчик Марчелло и купили фруктовое пюре и вафельные трубочки с лимоном – все это Кэрри слопала, резвясь рядом со своей коляской.
В вестибюле нашего дома «Ланкастер Билдинг» (Бэрри-стрит, 396) новый швейцар Тревор Фуллер Джонс, работавший меньше трех недель, дал Кэрри медовый леденец с кунжутом, взяв с нее слово не съедать сразу все. Потом он сказал, что ей очень повезло с мамой – сочинительницей романов, наверняка рассказывающей ей на сон грядущий разные чудесные истории. Я со смехом заметила, что раз он такое говорит, то точно не открывал ни одного моего романа, что он и подтвердил: «Это верно, на чтение мне не хватает времени, миссис Конвей». «Вы не уделяете времени чтению, Тревор, это разные вещи», – ответила я ему, пока не закрылись двери лифта.
Следуя нашему неизменному ритуалу, я приподняла Кэрри, чтобы она сама нажала кнопку последнего, шестого этажа. Кабина поползла вверх с железным лязгом, уже переставшим пугать нас обеих. «Ланкастер» – старое здание, где в разгаре ремонт. Это невероятный дворец с широкими окнами в обрамлении коринфских колонн. Когда-то он служил складом при фабрике игрушек, закрывшейся в начале 1970-х годов. Из-за деиндустриализации здание около тридцати лет простояло заброшенным, а потом, когда стало модно жить в Бруклине, его переделали в жилое.
Дома Кэрри первым делом сменила свои миниатюрные кроссовки на светло-розовые тапочки с помпонами. Наблюдая, как я ставлю в проигрыватель виниловую пластинку – вторую часть концерта соль мажор Равеля, – она хлопала в ладоши в ожидании музыки. Несколько минут, пока я развешивала белье, она цеплялась за мой подол, потом потребовала поиграть с ней в прятки.
Это была ее самая любимая игра, она ее буквально завораживала.
В первый год мы играли в «ку-ку»: Кэрри закрывала руками глаза, но растопыривала пальчики, чтобы видеть хоть что-то. На несколько секунд она теряла меня из виду, потом чудесным образом мое лицо снова появлялось в поле зрения, и она громко хохотала. Со временем Кэрри освоила принцип игры: пряталась за занавеской или под журнальным столиком. Но ее присутствие всегда выдавал носок ботиночка, кончик локтя, колено. Иногда, если игра затягивалась, она даже начинала махать мне рукой, чтобы я скорее ее нашла.
С каждым месяцем игра усложнялась. Теперь Кэрри пряталась в других комнатах и делала это более изобретательно: замирала за дверью, залезала в ванну, забиралась под покрывало или под свою кровать.
