– Так это ваш дом? Но откуда вы знаете Уэба и…
– О! Дружи-ище! Я познакомился с Деннисом и Расселлом несколько недель назад в Сан-Франциско. – Он затягивает потуже бандану на голове, убирает с глаз кудрявые волосы. – Присоединился к ним, когда они «оккупировали» Алькатрас
[81]. Там-то все для меня и началось. Лучшее время в жизни! С тех пор мы сдружились. А где Уэб?
– О, он где-то здесь…
– Здесь, сэр! – шутит Уэб, хватая меня за талию, целуя в шею. Я вздрагиваю, ожидая жжения.
Ничего не происходит.
– Ну-ну, гляньте-ка на этих двоих! Это ж просто фан-мать-твою-тастика! – вопит во все горло Дулик. Оба подскакиваем. – Это невероятно прекрасно, друзья! Как удивительно судьба обделывает свои дела, верно?
Пожалуйста, только не плачь. Он близок к этому, я вижу.
– Ага, – соглашаюсь.
Он гладит нас по плечам, щекам, головам… Точно, обдолбался до полного изумления. Уэб хихикает.
– Черр-товски прекрасно, приятель. Ну, потом попляшем, ребятки, – говорит Дулик. – Пойду, возьму жратвы. – И танцующей походкой удаляется.
– А ты… знал, что это его дом? – спрашиваю я.
Уэб пожимает плечами.
– Мне нельзя было ничего говорить…
– Чокнутый…
– Да. Чокнутый, чокнутый, чокнутый… – Он целует меня.
Дядя Расселл поднимает меня, отрывая земли.
– Эй, хватит вам лизаться! Идем, Джонатан. Тебе надо отведать доброй лакотской еды. Чтобы отрастить такое же славное пузо. – Он роняет меня обратно, хлопя себя по животу.
– Мне нужно…
– Эй-эй, выдай-ка этому парню тарелку, будь добра, милая! – кричит он Санни, которая стоит у «Фольксвагена» с другими женщинами, наряженными в похожие вязаные жакеты из ниток, спряденных, наверное, самим Архангелом Пряжи. Святые мерцающие звезды!
– Что тебе положить? – спрашивает она.
Багажник за ее спиной полон кулеров с табличками: «мороженое», «вода», «бургеры» и «жареные хлебцы и тако».
– Тако и кока-колу, пожалуйста.
Она улыбается и говорит:
– Мы так рады, что ты здесь!
Я отвечаю улыбкой и бегом мчусь сквозь толпу за «питер-пол-и-мэри», потому что, ох ты ж, чувствую это особенно остро: дыхание сперто в легких, пытается освободиться.
Первым делом: контрольный взгляд через озеро. Солнце уже скрылось, и вместо него между трейлерами пылает необыкновенно высокий костер, поднимается выше тумана – кажется, будто даже облака горят. Плохо. Ничего не видно. Надо идти. Надо вернуться прежде, чем…
– Ну, как там, все чисто? – Уэб сгребает меня в охапку. Роняю тако на землю. – Ой, упс, извини! Ничего, там еще есть.
Я отстраняюсь.
– Мне… надо идти.
– Сейчас?
– Я ничего разглядеть не могу. Слишком густой туман. Мне… это не нравится. И я не должен… дым и…
– Ты нормально себя чувствуешь?
– Я… Мне нужно идти. – Мне нужен «питер-пол-и-мэри». – Очень нужно…
– Ты здесь в безопасности, – говорит он.
И вдруг мое дыхание полностью и мгновенно заканчивается.
Его нет.
Я вижу это сначала по лицу Уэба. Его улыбка дезинтегрирует. В глазах сияет уже не звездный свет, а чистая ярость. Поворачиваюсь туда, куда смотрит он, и…
Мир исчезает. Все становится нечетким. Кроме сгустка ненависти с пятью мужчинами на острие: Билли-Бобом, Свинотой Джо, Пятизубым Терри, Хэлом. И моим отцом. Красным, как демон из пекла. Светящимся особенно ярко на фоне клубящегося дыма. Голодным.
– Пятьдесят баксов за твои косы! – вопит Билли-Боб.
Сгусток ненависти вопит и улюлюкает.
Все застыли.
Папа и Хэл тянут шеи, осматриваются. Я сгибаюсь пополам, хватаясь за грудь.
– Где тут индейские давалки? – орет Билли-Боб.
– Да пошел ты на хрен! – отвечает кто-то из толпы. Нет, о нет-нет-нет.
– Че ты там вякнула?
– Эй, хватит, братья, просто оставьте нас в покое, – пытается разрулить ситуацию Дулик.
– Мы не сделали вам ничего плохого! – кричит еще кто-то.
– Ничего-о?! Вы приперлись на нашу землю. Я сказал бы, что это очень даже чего! Верно, ребята?
Свинота Джо и Терри согласно рычат. Не могу разобрать, что у них в руках – может, оружие, может, топоры, мне не видно.
– Это НАША земля, ты! – подает голос дядя Расселл.
Вселенная затихает. Потом… Билли замедленно кивает Джо, и все мы смотрим, как он поднимает над головой коробку с фейерверками и швыряет ее в костер.
Планета взрывается. БУ-У-У-УМ. Бутылочные ракеты, огненные шары, хлопушки, гигантские пороховые заряды ВЗРЫВАЮТСЯ – БАМ-БАМ-БАМ и ПАФ-ПАФ-ПАФ и разлетаются сквозь дым, проносясь мимо моей головы, попадая в легкие, крутясь в огне, заворачиваясь вокруг безумным вихрем. Я застыл, застрял во времени, а мир умирает. Пытаюсь сделать вдох, хоть чуточку…
Падаю на землю. Грохот фейерверков сливается с криками о помощи. Я уже не разбираю, что из них что.
Уэб склоняется надо мной. Его лицо: потрясенное, закаменелое, свирепое.
– Держись! – кричит он.
ЧТО? НЕ МОГУ… Не могу дышать. Помогите. Как больно. В сознании мелькает альбом картинок: поездки на Стингреймобиле, молитвы Зигги, трепещущие мамины ресницы, веснушки Старлы, зеленые марсианские поцелуи тети Луны, Уэб…
– Посмотри на меня!
Пытаюсь сфокусироваться. Пытаюсь вдохнуть.
– Дыши вместе со мной! – кричит он. – Вдох-выдох. Вдох-выдох, и…
НЕТ!
Из теней выскакивает рожа Хэла, нависает над Уэбом сзади. Полное затмение. Крыса хватает его за волосы и рывком запрокидывает голову. Улыбка Уэба искажается, и пронзительный крик разрывает мне сердце. Он лягается, машет кулаками, хватает за руки Хэла, который стискивает его волосы. Миг – и его нет. Пропадает в тенях.
Надо мной воздвигается отец. Он пронзительно кричит, вызывая из преисподней демонов, но я не слышу слов.
Подхватывает меня на руки.
Иду по небу.
Мир болтается и пляшет, как йо-йо.
Больше ничего не помню.
Часть третья
Один
Не важно, кем или чем ты был… Я тоже хлебнул сполна, Я помогу тебе облегчить боль. Ты не одинок.
