О нет! Оглядываюсь, пытаясь понять, есть ли какое-то движение у трейлеров. Отсюда ничего не видно, но если они приедут, а меня не будет на месте…
– Рад, что ты решил вернуться, – шепчет Уэб на ухо.
Ладно, останусь. Ненадолго.
Стоит нам приблизиться, как дедушка прекращает разговор с женщиной, сидящей напротив него на обрубке дерева. Они молча смотрят на нас, застыв посреди оборванного смеха. Словно я застал их на середине анекдота и сделал моментальный снимок «полароидом».
– Э-э. Здрасте, – мямлю я, поднимаю руку, растопыривая пальцы, точно какой-нибудь идиотский вулканец
[74]. Серьезно! И застываю на месте. Не могу опустить руку. Пожалуйста, кто-нибудь, скажите что-нибудь.
– Гляньте-ка, какую мышку кошка притащила! – говорит дядя Расселл. – Это Джонатан. Садись. – С ходу усаживает меня на бревно между собой и дедушкой Уэба.
Уэб садится на землю рядом с женщиной, не отводя глаз от конверта «Aladdin Sane».
– Это моя жена Санни, – представляет мне незнакомку дядя Расселл.
– Добрый вечер, – здороваюсь наконец по-человечески.
– Я много слышала о тебе, – отвечает она.
– Правда?
И вряд ли это было что-нибудь хорошее. Лицо у нее доброе и ласковое. Волосы заплетены в две свободные косы, одета в ветровку всех цветов радуги, сшитую таким образом, что кажется, будто с ее груди вот-вот взлетит птица. Женщина смеется. Торопливо перевожу взгляд на ее лицо. О боже. Она что, подумала, будто я пялюсь на ее груди? Ужас!
– Значит, вернулся-таки, ходячая проблема, – говорит дедушка, садясь поудобнее в садовом кресле.
– Ну… да… – Машинально сгребаю камешки под ногами холмиком.
– И видок у тебя соответствующий, – говорит он, хмыкая. – Этакий бесовский – словно только из пекла.
– Хе-хе… ну, я был на озе… сегодня такая жара стояла, и… ерунда, в общем…
– Он тебя дразнит, – поясняет Санни.
– Да, он шутник известный – на все племя лакота, – подхватывает дядя Расселл. – Вечно устраивает розыгрыши в тот момент, когда меньше всего ждешь. Так что не расслабляйся. – Он игриво пихает меня кулаком в плечо. Я потираю это место, улыбаюсь. И думаю, теперь у меня там навсегда останется синяк. Черт, больно-то как.
– Хотите шутку? – спрашивает дедушка.
– Валяй, – отвечает Санни.
– Тук-тук.
– О… э-э, кто там? – отзываюсь я.
– Доктор.
– Доктор – кто?
– Угадал, Доктор Кто!
Уэб качает головой.
– А, дошло! Отличная шутка, – говорю я.
– Пожалуйста, не поощряй его, – просит Санни.
– Тук-тук!
– Кто там? – спрашиваю снова.
– Сломанный карандаш.
– Какой сломанный карандаш?
– А не важно. Все равно без грифеля! – И хохочет так самозабвенно, что едва не падает с кресла.
– О боже, – бормочу я.
– Видишь? Что я говорил? – хмыкает дядя Расселл. – Дома, в резервации, народ разбегается, едва завидев его на улице. Захлопывает окна, запирает двери. – Он подмигивает.
– Ага, погоди, вот вернемся в Пайн-Ридж, – отвечает дедушка. – Уже месяц, как дома не были. У меня целый блокнот шуток накопился.
– Если вернемся… – бормочет Уэб. Все умолкают. Я вижу, как его улыбка медленно тает в огне. Санни гладит его по спине. Похоже, он плачет… Отсюда не особо разглядишь, но…
– Эй! – гремит голос деда, вколачивая ножки кресла в гравий. Я подскакиваю от неожиданности. Уэб поднимает голову. Действительно плачет. Что происходит? – Мы вернемся домой. Ты меня слышишь? Отсутствие новостей – лучшая новость. Не стоит блуждать в чокнутом лабиринте собственного разума – будь умнее. Как ты там говорил? «Управляй чем-то таким…»
– Негативом, – тихо говорит он. Наши взгляды встречаются.
– Точно. Ты говорил, это помогает. Так помогай себе! У всего происходящего есть причины, слышишь меня? Ты знаешь, я не считаю случившееся правильным, но что сделано, то сделано. Теперь мы вместе. Вот что важно: эти белые бандиты получат то, что им причитается, поверь. Просто иногда на это требуется время, слышишь?
Санни целует Уэба в макушку, ерошит волосы.
– Не надо винить себя, милый…
– Знаешь, что говорил мне в детстве твой папа? – подхватывает дядя Расселл. – Белые – это заблудшие маленькие мальчики, напуганные тем, чего не понимают. И если это непонятное пугает их до чертиков, они стараются от него избавиться …
– В том числе и от нас, – договаривает Санни.
– Вот уж верно, так верно, – говорит дедушка Уэба.
Все смотрят в разные стороны, молча. О чем они толкуют? Почему плачет Уэб? Почему он боится, что не вернется домой? Тем вечером на утесе он говорил что-то о белом полицейском… Надо бы что-то сказать. Но что? Будь здесь Старла, она знала бы, что делать. Да если бы она сидела здесь, голову бы потеряла от восторга! О чем там она рассказывала в тот день, когда я познакомился с Уэбом? О том, что чуть не поехала куда-то, чтобы помогать им. Должно быть, об этом они и…
– Вундед-Ни! – бездумно выпаливаю вслух. Черт!
Теперь все смотрят на меня.
– В смысле… разве не ради этого… вы были в Раненом Колене – тереблю пальцами волосы, почесываю затылок.
Дедушка Уэба улыбается.
– Да, именно ради этого движение и пришло в Колено. Значит, ты об этом слыхал?
– Ну… моя подруга Старла… рассказывала мне немного о… – Ерзаю на бревне. Уэб смотрит на меня, на лице та самая кривоватая улыбка с ямочками. – Но… Что случилось? Зачем вы туда ездили?
Дедушка Уэба внимательно изучает меня.
– Мы боролись за то, чтобы наш голос снова был услышан, – отвечает он.
– Да. А еще против всей коррупции, с которой имеем дело, – добавляет дядя Расселл. – И против расизма. И против скверных условий жизни. Список можно продолжить…
– Я просто хочу, чтобы они прекратили уничтожение, – вступает Санни и прижимает голову Уэба к груди. – Все эти стычки между людьми. Столько домов разрушено…
– Но когда мы увидели, как наш народ съезжается, чтобы поддержать движение, стекается со всего Черепашьего Острова…
[75] – Тут дядя Расселл наклоняется ко мне: – Так мы называем Северную Америку, – и подмигивает.
– Такого никогда не было.
– Эти громилы не смогли пробиться сквозь стену Силы Краснокожих!
[76] – говорит дядя Расселл.
