– Где твоя гребаная подружка?! – вопит Скотти, приближаясь ко мне.
– Оставь его в покое! – пищу я.
– Я тебя не расслышал, ГОМИК!
Он в считаных сантиметрах от моего лица.
Пытаюсь телепатически заговорить с ним, зная, что это ни в коем случае не должно быть услышано другими: «Мы когда-то были друзьями, помнишь? Тусовались вместе каждый день. Мы ездили на великах в воображаемые миры. Помнишь?»
Клянусь, он меня слышит. Искра печали мелькает в его глазах, всклоченная челка встопорщивается, когда он выдыхает:
– Что ты сказал, гомик?!
– Оставь его в покое, – шепчу я. – Делай со мной, что хочешь. Только пусть его это не коснется.
Улыбка растягивает его щеки.
– Ну-ну, ребята, правда же, это так мило?! Маенький Джонатанчик говолит, что мы можем сделать с ним все, что захотим.
– ХУУ-ХУУ-ХУУ! А-ХА-ХА!
– Что скажете, парни? Как думаете, что следует сделать? – Его глаза шарят по моему лицу, словно он медленно выжигает собственные инициалы электрошокером для скота.
Он так близко, что его мышцы трутся о мои ребра. Его тело: бугрящаяся масса зрелого пота.
– Я сыт тобой и этим твоим Тонто
[48] по горло, – говорит Скотти так, чтобы слышал только я. Хлопает меня ладонью по щеке. – О чем ты только думал, когда с ним тусил, а?! Неужто не догадывался, чем дело кончится?
Я заталкиваю слезы обратно, как можно глубже.
– Отвечай мне!
– Нет.
– Нет – что?
– Нет. Не догадывался.
Он смеется и отступает к остальным Обезьянам, а мир теряет последние краски, когда он переводит взгляд с моего лица ниже.
Я следую его примеру и вижу то же, что и он: безошибочную, неопровержимую Эрекцию Баскервиллей.
Нет.
Тысяча мысленитей разлетается из моей головы, и ни одна не имеет смысла.
– Срань господня, да он на самом деле гомик! – вопит один из Обезьян.
– НЕТ, НЕ ГОМИК! – Эти слова вырываются из меня с такой силой, что Скотти отшатывается и заваливается на спину. Я разворачиваюсь, чтобы бежать, и тут:
– ОСТАВЬТЕ ЕГО В ПОКОЕ!
Все замирают.
Поднимаю взгляд и вижу его: Уэб. C моего места внезапно кажется, что в нем, стоящем на скамейке, все шесть метров роста.
– Какого хрена… – начинает Скотти.
– Оставьте. Его. В покое, – повторяет он.
– Уэб, просто уйди, – говорю я.
– Слушай свою подружку, вождь Девчачий Дух, – ухмыляется Скотти, поднимаясь на ноги.
– Я не хочу делать вам больно. Просто отпустите его. – Тело вибрирует, кулаки сжаты. Готов поклясться, он держит в руках шаровые молнии.
– Ты серьезно, чувак? – спрашивает Скотти.
– Ты меня слышал.
– Гляньте, какой тут у нас индейский гомик. Защищает подружку.
Обезьяны ревут и порыкивают.
– Отпусти его, ты, белый кусок дерьма!
– Взять эту гейскую скво! – командует Скотти.
Обезьяны бросаются на Уэба. Тот машет руками. Кулаки устремляются вперед. БАБАХ. Сокрушительный удар в челюсть Скотти.
Он падает, хватается за щеку, из уголка губ струйкой бежит кровь. Предводитель Обезьян кричит.
Остальные подскакивают. Уэб прыгает еще выше. Его руки летают из стороны в сторону, разя стрелами любого осмеливающегося подобраться ближе. Те падают и, пошатываясь, встают снова, ошеломленные, но полные еще более неистовой решимости убивать.
Один Обезьян хватает Уэба за волосы. Тот выпучивает глаза и вопит с такой свирепостью, что мне приходится зажать ладонями уши. Одновременно Обезьян спотыкается и – БУМ! – получает пинок по яйцам.
Скотти с трудом поднимается, но не успевает сделать и пары шагов, как ТЫЩ-ДЫЩ-БЭМС! Уэб боксирует левой-правой-левой, сшибая его на пол.
Гора стонов.
Уэб: тяжело дышит, нос и губы окровавлены.
Я: перебираюсь через кучу Обезьян, чтобы схватить его за руку.
– Давай, пошли отсюда.
Он не двигается.
– Эй… ЭЙ!.. Посмотри на меня! – Уэб встряхивает головой, будто видит все впервые. – Обопрись на меня. Пойдем!
Мы покидаем поле боя зигзагами через раздевалку.
Когда я распахиваю двери, нас ослепляет солнце. Жизнь почему-то продолжается, словно ничего не случилось. Мы сливаемся в одно тело и становимся Флэшем, мчимся с головоломной скоростью по полям. Так быстро, что трава под ногами почти не пригибается. Я не останавливаюсь, пока мы не оказываемся в безопасности, а школа скрывается из виду.
И как только это случается, я внезапно оказываюсь в криптонитовом поле: обессилевший, слабый, тускнеющий. Словно сразу десять Невероятных Реднеков топчутся по моим легким. Падаю на землю, хватаясь за грудь. Кристально ясная мысль: мне нужен «питер-пол-и-мэри». Внутри бушует лесной пожар. Пытаюсь сфокусироваться. Он в рюкзаке, а рюкзак в шкафчике. До дома не доберусь.
– Где? – спрашивает Уэб.
– В рю…кза…ке…
Миг – и его уже нет.
Все немеет – ноги, руки, лицо. Все превращается в пожелтелый, горящий туман. Каждый вдох сжимает легкие все сильнее, и я…
ухожу,
ухожу…
– ЭЙ! – Это Уэб. – ЭЙ! СМОТРИ НА МЕНЯ!
Смотрю. Его глаза по-прежнему пульсируют огнем. Левый – полузакрытый, заплывший, в фиолетовом ореоле.
Он приподнимает меня, придерживает голову, сует в руки «питер-пол-и-мэри».
– Держи.
Иисусе! Как он сумел так быстро вернуться? Я что, отрубился?
Пара тысяч пуф-пуфов.
Позволяю себе плыть в его глазах, позволяю его голосу вернуть меня обратно. Хочу стереть кровь с его губ, но руки как свинцом налитые.
Небо, облака, поля постепенно возвращаются в фокус.
Короткие, быстрые вдохи все еще кинжалами втыкаются в легкие.
Но это – дыхание.
Я дышу.
– Хорошо, – бормочет он. – Хорошо… хорошо… хорошо… с тобой все хорошо.
Не знаю, кому он это говорит, мне или себе.
– С тобой все хорошо, верно? – спрашивает.
Киваю.
– Ладно… хорошо… хорошо… – Он вскакивает, я замираю. – Здесь никого нет. Ничего. Ты в безопасности. Сомневаюсь, что они впредь будут до тебя докапываться, верно?
Я могу только кивать, в груди еще горит.
