Уэб обрывает смех.
– Это прекрасно, приятель, – говорит серьезно.
Наши взгляды встречаются.
– Наверное, теперь мне нужно сесть, – отвечаю.
Он помогает мне принять сидячее положение, и… ого! – я совершенно определенно, вне всяких сомнений, на всю тысячу процентов пьян как сапожник. По крайней мере, догадываюсь, что это так. Мы снова в гостиной, но все вокруг продолжает двигаться на гиперцветовой гиперскорости.
– Вв-ауууу, – тяну я.
– Ага, точно.
– Бли-ин, это такая классная песня!
– О да, чувак! «Brain Damage» – круть неимоверная. Pink Floyd все четко сечет.
– Ага, суперчетко. О! у меня идея. – Я вытаскиваю на середину комнаты два желтых кресла-мешка, затолканные в угол. Мы плюхаемся на них, умащиваемся поудобнее и смотрим в потолок. – Так-то лучше, да?
– Да, чувак. Намного.
Покачиваемся в такт музыке, наши руки выполняют движения синхронного плавания к звездам. «I’ll see you on the DARK SIDE OF THE MOON…» – одновременно горланим небесам, удивляя друг друга – и разражаемся хохотом.
– Приятно видеть тебя таким, – говорит он.
– Каким?
– Не знаю. В школе ты такой… тихий.
– Ой! Ты, можно подумать, не такой себе – «здравствуйте-э, меня-а зовут Уэ-эб, и я живу на Острове Одинокой Парты, где никто-о не может поговорить со мной, и я са-ам не желаю ни с кем разговаривать».
Серьезно, откуда эта штука с британским акцентом?
– Ты странный.
– Не такой, как все, имеешь в виду?
– Да, чувак… не такой, как все.
– Это лучшее, что во мне есть, – ляпаю вдруг ни с того ни с сего. Кто этот парень? Мне нравится этот парень. Такое ощущение, будто я наполняюсь пузырьками газа. Словно только что высосал три бутылки Поднимающей Настроение Газировки.
– Именно, Джонатан. Именно…
Мои руки по-прежнему парят в воздухе.
– Но не такой странный, как ты, – отвечаю.
– Ты считаешь меня странным?
– Ну, не то чтобы странным… Таинственным.
– Таинственным, да ну, серьезно?
– Ага.
– А тебе нравится таинственное?
Я только улыбаюсь.
– И вообще. Я – совсем другой, – говорит Уэб.
– Почему это?
– Потому, чувак, что я не вписываюсь.
– И что ж, думаешь, я вписываюсь?
– Ну, да. Прежде всего, ты белый…
– Угу. А как насчет Старлы и, не знаю, всех остальных чернокожих ребят в школе? Цвет кожи ничего не значит.
– Он значит все. – Это слово вылетает из его рта; я роняю руки. – Ты не можешь знать, каково это… – шепчет он.
– Извини… я не хотел…
Пластинка заканчивается. Игла со щелчком возвращается в стартовое положение. Проигрыватель выключается. Мы лежим в молчании.
– И, если ты посоветуешь мне управлять негативом, я защекочу тебя до смерти.
И я тут же советую. Просто чтобы проверить серьезность его намерений.
Оказывается, он серьезно.
– УЭБ! Прекрати! О боже мой! Перестань!!!
– Я тебя предупреждал! – Он садится верхом на мой живот. Сквозь меня проносится искра.
– О-О! ПРЕКРАТИ! Серьезно, перестань! Я дышать не могу.
– Ой! Правда? – Парень со звезд смотрит на меня. Вокруг него мигают рождественские гирлянды. Черные волосы струятся, точно штормовое море.
– В смысле, нет. Не так, как тогда. В смысле… надо музыку поставить. – Я вскакиваю, торопливо перебираю пластинки, точно кто-то нажал перемотку на моем встроенном плеере. Пытаюсь найти идеально подходящую к этому моменту песню. – Уф. Да где же она?
– Кто?
– Роберта.
– Кто такая Роберта?
– Роберта Флэк. – Он только пожимает плечами. – Ты что, не знаешь Роберту Долбаную Флэк?! – Мотает головой. – Да она же Верховная Богиня Соула всей Вселенной, Мать Всего Сущего! Ее голос течет медом и облепляет тебя поцелуями, и ты просто валяешься в ее липкой сладости до конца жизни, навеки приклеенный к ее сердцебиению, потому что, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, эта девушка увезет тебя на ракете к твоим мечтам и никогда не вернет обратно.
Он смотрит на меня во все глаза.
– Ничего себе!
– Да. «Ничего себе» – это как раз в точку, – говорю я, снова роясь в альбомах.
– Значит, как я понимаю, она тебе нравится?
– Что?..
Да где же ее альбом? Слышу, как Уэб смеется за моей спиной, я тоже начинаю посмеиваться, и вскоре к нам дружно присоединяются альбомные обложки. Диана Росс вполне могла бы подойти к этому моменту, да и Кэрол Кинг неплоха. Ой, ой, Арета Франклин? Нет, но да, но нет…
О! «The look of love» Дасти Спрингфилд. Годится. Ставлю пластинку и снова плюхаюсь на солнечное кресло-мешок. О да, отлично подходит. Закрываю глаза. Я знаю, Уэб смотрит на меня, потому что чувствую его дыхание, пахнущее вишневыми леденцами.
– Наша дружба не зависит от таких вещей, как пространство и время, – наконец говорит он.
– Что?
– Цитата, которую мистер Дулик дал из книжки про чайку. Для доклада, помнишь?
– А. Точно. Совсем забыл.
– Если дружба зависит от таких вещей, как пространство и время, – повторяет он, – значит, мы сами разрушим наше братство в тот миг, когда сумеем преодолеть пространство и время! Но стоит преодолеть пространство, и единственное, что остается, – это Здесь. Стоит преодолеть время, и единственное, что остается, – это Сейчас.
Я смотрю на него.
– Это та цитата, что он нам дал? Ты уже знаешь ее наизусть?
– Глубокая мысль, чувак. Прекрасная.
Он убирает волосы за уши, и лицо растягивает широкая улыбка. Уэб похож на мультяшного персонажа. Я начинаю хихикать.
– Что такое? – спрашивает он.
– Не знаю. Наверное, следовало бы поработать над докладом…
– Ага… наверное.
– Трудно сосредоточиться… – говорю.
– Да уж…
– Твои глаза такие… не знаю… они что-то странное со мной делают…
– Правда? Твои тоже делают со мной что-то странное, Джонатан.
– Я понимаю. Обезьяны постоянно над ними потешаются…
– Я не это имел в виду.
– Боже! Я только что вспомнил… – Я сажусь.
– Что?
– Обезьяны. И Скотти. Он болеет. Мы не видели его с того вечера на озере, и… О боже, мы же будем выступать в один день с ними, они подумают, что мы с тобой геи или еще что, и… – обрываю себя. Проклятье. Это я тоже сказал вслух. Изучаю его лицо, дожидаясь реакции: нервного тика, гримасы, чего угодно.
